Петр Кузык: Взять батальон "Парламент" и две недели под Бахмут. Будут идеальные управленцы для государства
СЕВГИЛЬ МУСАЕВА, УП - 24 ОКТЯБРЯ 2023, 05:30
ФОТО: SVOBODA.ARMY / FACEBOOK
С начала полномасштабной войны добровольческий батальон "Свобода" прошел, кажется, все возможные самые горячие точки: Киевщину, Рубежное, Северодонецк , Горловку.
С января 2023 свободовцы воевали сначала в Бахмуте, а последние несколько месяцев держат позиции вблизи уничтоженного россиянами города.
"На войне нет выбора между добром и злом. Это обычно выбор между дерьмом и еще большим дерьмом", - говорит комбат "Свободы" Петр Кузык, словно суммируя 16 месяцев в армии.
"Украинская правда" встретила Кузика в Киеве, куда он приехал на согласование подразделения.
В этом интервью комбат рассказывает об обороне Бахмута, украинском оружии, добровольцах "Свободы" и тяжелых боях с начала полномасштабной войны.
"Я люблю Бахмут и ненавижу одновременно"
– Мы с вами впервые за время полномасштабной войны встречаемся в Киеве. Вы приехали на разрешение и провели здесь уже несколько недель. Военные часто жалуются, что тяжело воспринимать жизнь в тылу. Какие у вас ощущения?
– Двоякое чувство. С одной стороны, мирная жизнь Киева, в том числе других мирных городов – это качественная работа сил сопротивления. И это значит, что мы хорошо работаем, если это позволяет обеспечить мирную жизнь со всеми ее последствиями.
Но есть места переборы, эти гуляния, когда люди настолько забыли уже, что происходит страшная война и когда кажется, что им безразлично. И так – это немного болит.
Политически я должен сказать, что все супер, так и должно быть, мы для этого работаем и так и есть – мы для этого работаем. Но и другой крайности быть не может. Идет страшная война, кровь льется просто потоком, потери, к сожалению, серьезные. И вот общество, мне казалось, должно быть единым. Да, не все могут воевать, это понятно. Может, и не надо всем воевать. Но те, кто не воюют, должны и поддерживать военных, и хотя молиться, хотя бы помнить.
Но сейчас у нас разрешение, есть доступ к интернету. Почитаешь новости, почитаешь, что ночная жизнь у людей продолжается, оказывается. .. Неужели они не понимают, что если прорвутся там, на востоке, то этого всего не будет, а будет кошмар? Они очень быстро забыли Бучу, Гостомель, Ирпень, очень быстро забыли массовые терроры, убийства Киевской области. Я не понимаю, как да?
Я вообще очень лояльный нормальный человек, но сейчас немного реагирую, когда вижу серьезных накачанных людей, у которых достаточно времени на спортзал, на барбершоп, на татуировку. Когда они уходят, под мышкой несут собачку и собираются кальянчик покурить и обсуждают большую проблему – выбор кальяна. Это их жизнь, я не имею права вмешиваться в нее. Но почему одни рушатся по-настоящему, а вот другим настолько-то все равно?
Еще рано комментировать, но вот события в Израиле – я в восторге смотрю, как они мобилизовались.
– Но мы тоже быстро мобилизовались в первые дни полномасштабного вторжения.
– Это очень похоже на наши первые дни после вторжения. Потому что эта война очень несправедлива, и она украинцев коснулась. И тогда, помню, я смотрел и думал: вот она, украинская нация, момент истины, момент создания украинской нации. И он свершился.
Просто когда окупантов отогнали от мирных городов, особенно от Киева, слишком расслабились, и слишком гедонистически ведет себя некоторая категория граждан. Это нагнетает, с одной стороны. А с другой стороны, даже если такая картина, это нас не остановит. Мы – добровольцы. Мы сами туда пошли воевать.
– Давайте поговорим о Бахмутском направлении, где батальон "Свобода" воюет, если я не ошибаюсь, больше 7 месяцев. Честно говоря, все военные, стоящие именно на этом направлении и с которыми я общаюсь, очень устали. Эти бои всегда утомительны, они даются большими потерями. Мы слышим голоса как среди военных, так и иностранных экспертов, которые говорят, что не понимают вообще, почему так долго длится эта Бахмутская кампания. Может быть, вы могли бы это объяснить?
– Немножко исправлю вас: этой зимой будет год, как мы преградили работать на Бахмут.
Собственно, с первого месяца минувшей зимы мы получили задачу, зашли туда и это было очень непросто, потому что зимой работать – это ад для пехоты. Это постоянный холод, невозможно ни обогреться, ни просушиться, постоянно влажные окопы. Днем, когда солнце выходит, оно подтает. Ночью, когда заходит солнце, оно все замерзает. Это и болезни, и обморожение, и все последствия работы в этих болотах, морозах.
Тогда логика была четка и ясна, потому что у нас была задача сточить наступательные силы врага, уничтожить его наступательный потенциал. Были надежды, что мы перейдем в тотальное контрнаступление, особенно когда Харьковская операция успешно прошла, по Херсону успешно сработали .
И тогда мы понимали, что враг наступает, наша задача – перемалывать его в активной обороне. Прошла зима, я вам скажу так: в сутки у нас было по 10-15 штурмов. Когда у них перестало выходить штурмом, начались проблемы, они туда загнали вагнеров. Вагнеры свою работу для них проделали, но в основной своей массе утилизировались .
Это безумие с человеческой и военной точки зрения так тратить, в том числе, и человеческие ресурсы, но это дало им свои плоды, они продвинулись, заняли определенные позиции. Но тогда мы уничтожали их невероятно много.
Сейчас в этой работе определенная логика, очевидно, есть, потому что в генеральных штабах она виднее. Нам, солдатам, обсуждать приказы – это не по-военному. Эти разговоры и мысли в окопах – это производное от затягивающейся окопной войны. Когда мы работали в Рубежном, Северодонецке , там все очень динамично было. А когда окопная война, то как это выглядит: мы вышли, поработали в Бахмуте, справа от Бахмута, слева…
Я уже люблю этот город и ненавижу одновременно (улыбается – УП ). И эта усталость, истощенность, неопределенность, она и рождает в некоторых подразделениях такие мысли.
Мы пока держимся – я имею в виду морально, – потому что мы добровольцы, у нас с мотивацией все в порядке. У нас с оборудованием плохо и с боекомплектом, а вот с мотивацией еще более-менее держимся. Военным всегда лучше, когда мы двигаемся вперед. Когда идет наступление, и потери огромны, но все равно – трофеи, плененные какие-то...
– Насколько мы сейчас далеки от оперативного окружения Бахмута? Я так понимаю, что это, в принципе, и есть цель сегодня?
– Стратегическая цель очевидна – освободить украинские территории, украинские города. В контексте Бахмута – уволить Бахмут. Лучший способ – обойти по флангам, заставить их убежать или выйти из этого места. В принципе, как это делали мы, когда было очевидно, что была угроза окружения, поступил приказ, чтобы сохранить живую силу, отойти на новые позиции.
Это понятно. Но чтобы говорить с вами такими категориями правдиво, нужно иметь полную информацию о количестве врага, о количестве имеющихся свежих сил у нас, о количестве боекомплекта, наступательном потенциале, времени.
Я не владею этой информацией, я отвечаю за наш участок, который нам нарезали для работы. Тем более я сейчас на согласовании нахожусь. Поэтому, чтобы такие прогнозы давать категоричные, это нужно либо быть на пике информации, либо быть Арестовичем, заявлять что-то безответственно, ты попадешь в правду. Ни того, ни другого у меня нет, поэтому я вам откровенно скажу, что это знают штабы. Единственное, что я смотрю на тот дефицит боекомплекта, который сейчас...
– Наш?
– Наш. И это два варианта: либо у нас плохие дела с боекомплектом, либо он экономится именно для каких-то рывков на каком-то направлении. Дай Бог, чтобы это было Бахмутское направление.
В принципе, есть у солдат доверие к высшим штабам. Бессмысленных приказов минимальное количество. Я рассчитываю на то, что все идет по своему плану.
Более того, я вам по опыту скажу, что сейчас невозможны такие тотальные рывки, тотальные штурмы. И мы, и враг, понимая опасность наступления, заменялись, кучу неприятных сюрпризов что из их, что с нашей стороны создали, сектора все прострелены.
Сейчас идет позиционная война. Она тяжелая, она изнуряющая, но все равно это лучше, чем совершать какие-то непонятные геройские поступки, а потом называть улицу именами этих ребят.
"Ненавижу словосочетание: "Держитесь любой ценой"
– В прошлом году россияне нас существенно преобладали технически. Какая сейчас ситуация?
– Что касается технического оснащения, то они преобладают нас во всем: количество танков, качество этих танков, количество боекомплектов, количество артиллерии, прикрывающей пехоту и обеспечивающей их наступательные действия, количество обстрелов, применения авиации, радиоэлектронная борьба – это все элементы, где они нас преобладают, причем преобладают тотально.
– В чем тогда наше преимущество?
– Мы на своей земле.
– То есть мотивация?
– Для нас эта война – священная. Кроме мотивации, я думаю, что высшие силы нас, потому что справедливость и правда на нашей стороне.
Наше преимущество в качестве нашей пехоты. Мы защищаем свои семьи, мы защищаем свой народ от реально извергов. Я видел последствия их оккупации, когда освобождали Ирпень – это расстрелянное, замученное мирное население – от детей до стариков. Я ясно знаю, что это деграданты.
В чем еще наше преимущество? Если брать нашу арту, наши артиллеристы более профессиональные и точные. Но нам выдают очень ограниченное количество боеприпасов. Вы очень удивитесь, когда можно будет говорить об этих цифрах.
– Вы имеете в виду соотношение между нами и россиянами?
– Да, мы работаем очень ограниченным количеством запасов. Когда мы обороняли Рубежное, сочли, что в час на наш небольшой квадратик, позицию, было 500 прилетов плюс-минус в час. С нашей стороны за это время два раза выстрелил миномет.
– Вы знаете, по этой теме я вспоминаю опять же историю с Бахмутом. И в медиа, и в речах высшего политического руководства очень часто звучал тезис о крепости Бахмут. В то же время я помню один из своих разговоров с американским военным аналитиком в начале марта 2023-го, когда он сказал, что по всем показателям и информации украинские войска должны были уйти из Бахмута еще в конце февраля. Украинские войска ушли из Бахмута под угрозой оперативного оцепления в конце мая. Вы понимаете, за счет чего украинская сторона так долго там продержалась?
– исключительно за счет украинского характера, исключительно. Ненавижу это словосочетание, но я его неоднократно слышал: "Держитесь любой ценой". Вот для того, кто отдает этот приказ, это просто словосочетание или мотивация меня командира. Любой ценой. Какая любая цена для пехотинца? Это цена его жизни – ни больше, ни меньше.
Возможно, эту историю с "крепостью Бахмут" где-то немного мы переиграли. Возможно. Но все равно большой смысл заключался в том, чтобы перемалывать их. Мы реально заключили их там очень много.
– Но своих людей мы тоже потеряли много, давайте будем честными.
– Мы обороняемся, мы вынуждены обороняться. Никто из украинцев с автоматом не пошел завоевывать Москву. Они сюда пришли, они нас поставили в такие рамки.
Поверьте, я последнее, что хотел делать в этой жизни, так это воевать. Мне было чем заниматься. Но у меня семья, у меня дочери, у меня семья. Я вынужден защищать и их, и в более широком смысле семью, нацию украинскую. Пафосно так чуть-чуть, но это факт.
Поэтому Бахмут, как украинская территория, правильно оборонялся. И соотношение уничтоженных окупантов и, к сожалению, погибших украинских защитников, оно там 1 до 20 доходило, 1 до 50 доходило на некоторых участках. На горячих участках там 1-10 это как минимум в те дни.
Мне хотелось бы думать, что мы там не лили свою кровь ради пиара. Это покажет история. Ошибки будем разбирать после войны. Но встречалось мне, особенно во время обороны Северодонецка, военное руководство, которым руководила жажда доложить хорошую новость и наоборот огромная боязнь докладывать плохие новости…
Я помню, когда в боях под Горловкой уже смысла не было удерживать позиции, а мне говорили: "Любой ценой". Представьте себе, когда приказывают "держать позицию любой ценой", и я это доказываю ребятам, и мы работаем. И я бы хотел перечислить этих бойцов, которые эти позиции держали. Позывной Вандам, Костя, самый молодой боец нашего батальона. Тогда ему было 19, сейчас уже 20. У него осколки от мины в лицо попали. И я ему даю приказ об эвакуации, он говорит: "Командир, я не уйду, потому что эту позицию некому держать".
Когда позывной Трактор – ему осколок тоже нос перебил, в лицо вошел – отказался выходить.
Когда Василий Ивашко с позывным Шаргород – осколок ему в шею попал – моим приказом его вывезли принудительно в госпиталь. И в 2 часа ночи он сбежал из больницы с перевязанной шеей и, как сейчас помню, с целлофановым пакетиком с антибиотиками. Я кричать на него начал, эмоционально, с использованием разной лексики. Он говорит: "Командир, нас осталось всего ничего. Я с вами, потому что я там лежать не могу."
Представляете мотивацию этого человека, этих бойцов? И таких много, я могу их долго перечислять. И мы выдержали, мы сделали все, что нужно.
Потом срок нашей работы истек, пришел приказ на нашу смену, долго искали подразделение, которое будет нас менять. Кто не хотел, кто боялся, это все продлилось пару недель. В конце концов нас поменяли, а потом, через пару недель приказ поступил отойти на новые позиции. Я понимаю, что мы все правильно сделали, мы положили в землю очень много окупантов, мы их там нормально так проредили.
Но почему мы так яростно стояли? Ответа на этот вопрос у меня пока нет.
"Если Рубежное, Северодонецк – это был ад, то бои под Горловкой – это была жопа ада"
– Вы начали с того, что "Свобода" – это добровольческий батальон, и это тоже, конечно, влияет на людей, которые там воюют. Рассказали о своих бойцах. Можете немного рассказать о том, из каких регионов в основном люди, воюющие в "Свободе"?
– Вначале это была преимущественно киевская организация "Свобода" и присоединившиеся к нам киевляне. А потом уже буквально через несколько дней, конечно, западники.
Но я бы не сказал, что у нас воюют только киевляне и люди из Западной Украины, нет. Воюют из Донецка, Крыма, Луганщины, воюют из Центральной Украины очень много, причем качественно воюют. Конечно, из Западной Украины они мотивированы, им ничего объяснять не нужно. Из Киевской области классно воюют, но пусть на меня не обижаются киевляне или жители других городов – люди из села гораздо легче переносят.
– Сложные условия?
– Холода, отсутствие пищи, воды, нагрузки большие. Когда приказываешь вкапываться и проверяешь качество вкапывания, то люди из села лучше это делают, Просто качественнее, скажем так, невзгоды переносят. Это говорит либо о тяжелых условиях сельского бытия, либо о сохраненном еще таком украинском характере в селе.
– Неоднократно приходилось слышать от других подразделений, входящих в управление Нацгвардии, что, к сожалению, батальоны Нацгвардии очень плохо обеспечены всем, прямо хуже всех. Даже силы ТрО оснащены лучше, чем Нацгвардия
– Это правда.
– Можете объяснить, почему и в чем именно проблема?
– У меня глобального ответа нет. Я точно знаю, что есть такая проблема, особенно мне как командиру хотелось бы гораздо большее оборудование, БК, брони.
Это, возможно, связано с тем, что функционал Нацгвардии – это все же функции легкой пехоты плюс производная от внутренних войск. Хотя наша бригада сформирована по стандартам НАТО и ни разу не участвовала в правоохранительной деятельности. Она и задумывалась как военная бригада оперативного реагирования.
Но есть понимание, что вообще мы подошли к этой войне не готовы по всей Украине.
– Кто сейчас помогает закрывать потребности? Волонтеры?
– Как правило, когда мы выходим на переднюю линию, мы пытаемся делиться. Если по нашему участку идет прорыв, то и артой помогают, и боекомплектом. То есть все работают как единый механизм, потому что, не дай Бог, если посыплемся мы, большие проблемы будут справа, слева.
– То есть координация между подразделениями есть?
– Координация есть, координация суперовая. Просто нам не хватает оружия глобально, дефицит всего, и если оно идет в первую очередь в Вооруженные силы, очевидно, уже во вторую очередь оно доходит или не доходит до Нацгвардии.
– Стало ли больше оружия именно украинского производства в последнее время?
– Еще не полностью, но уже в достаточной степени мы работаем украинскими автоматами, и это классный автомат реально. Сейчас у нас появились ручные гранатометы украинского производства. Но, понятно, что это не наши разработки, это лицензионное производство проверенных образцов оружия Соединенных Штатов. К сожалению, я еще не встречал украинское производство мощного оружия как пушки, например, но очевидно, они есть.
Также по статистике украинские силы обороны превосходят врага в использовании FPV ударных дронов. Это исходит из того, что у нас большой дефицит был в артиллерии, нужно было отвечать чем-то и нашли этот вариант с дронами, начали его масштабировать. Более того, я уже знаю десятки украинских производителей, и эту историю не остановить. Просто нужно финансами наполнять в достаточном количестве, чтобы большинство комплектующих производили у нас. Но пока это чисто волонтерская история инициативных людей, дай Бог им здоровья.
– "Свобода" воевала за эти более полутора лет войны на разных направлениях. Где было тяжелее всего?
– Классный вопрос, потому что он как в какой-то сказке или компьютерной игре.
Первая наша задача была, когда высадился в Барышевке десант, уничтожить десант. Мы ночью прибыли на место, мы не знали местности и справились с этой задачей.
Вторая – была зайти в Ирпень, уволить Ирпень. Зашли на Ирпень, развернулись ротами, стали в линию, начали давить. Я думал: "О, это уже ерунда была - предыдущий опыт, рейды по Киевской области, вот Ирпень - это заруба".
Потом мы попали в Рубежное, это для меня был ад. Затем мы вышли из окружения кругового, кстати, не потеряв ни одного человека. Нам пообещали неделю отдыха, а через 4 часа отдыха отправили в Северодонецк. Там было интересно, страшно, адски и весело.
– Там были уличные бои фактически.
– Да, там были уличные бои. Мы приобрели опыт боя в городских застройках и проявили себя там очень классно. Это нескромно, но это факт.
А потом, когда история с Северодонецком завершилась, мы, кстати, подразделение, которое последним выходило по приказу, форсировали эту речушку, вышли и попали под Горловку.
Если Рубежное, Северодонецк – это был ад, то бои под Горловкой – это была жопа ада, я так думал. Но потом мы попали в Бахмут, и я понял, что все это было ерунда, это были мультики – вот они, настоящие бои.
А потом из Бахмута мы попали в район Бахмута: снова в поля, зимой, прошли эти зимние штурмы, когда ребята с обмороженными ногами отбивали по 10-15 штурмов и лезли они как днем, так и ночью. Это было что-то невероятное. Поэтому оно было по нарастающей всегда.
"Мне не понятно безразличие в квадрате или в кубе людей, которые у власти"
– Сейчас очень сложный этап войны. К сожалению, контранступ, который Украина планировала, не принес тех ожидаемых от него результатов. В прошлом году все происходило интенсивнее и, в частности, привлекало и держало внимание к Украине. Сегодня нам гораздо сложнее получать эту поддержку.
Что нужно Украине, чтобы все-таки выиграть эту войну? Чего недостаточно?
– О контрнаступлении. Он дал те результаты, которые дал, возможно, и нужно было дать. Повторюсь: я думаю, что Украина очень правильно себя ведет, когда не гонится за хорошими новостями, а рационально использует все имеющиеся ресурсы, в том числе человеческие жизни.
Что нужно для того, чтобы Украина победила?
В первую очередь, это консолидация общества. Единственное, что нам действительно мешает тотально победить экзистенциального врага, это вот наша способность разъединяться. По любым вопросам мы очень быстро любим собачиться: по языковым вопросам, религиозным вопросам, отношению к военным. Сейчас я пару дней имею доступ к интернету, смотрю, уже какие-то претензии у кого-то во Львов, кто-то пытается разделять. Вот наша беда.
Плюс, это уже такие производные – коррупция наша, просто один из элементов, который оттягивает победу и работает на врага, непосредственно уничтожая и репутацию на внешнем уровне, и мотивацию бойцов. Потому что представьте себе, когда ты в адских боях, когда ты рискуешь жизнью, теряешь собратьев, эти все новости о фестивале потребительства, коррупции, яйца , которые в каратах измеряются, наличные деньги в чемоданах… Это не воспринимается, это отвратительно и это то, что мешает победить.
И возвращаясь к тому, что все общество должно принимать, так или иначе, участие в одержании победы. У меня в штабе правило, и здесь я благодарю мое командование, искренне благодарю, что они поняли, что такое добровольческий батальон – управление батальонами сейчас формируем мы. Мы постоянно учим и мы делаем это, поверьте, я не кривлю, достаточно профессионально. Все наши специалисты, а они действительно сейчас специалисты, прошли обучение, самосовершенствовались, мы их много учили.
Но их объединяет одно: каждый из них, без исключения, прошел путь пехотинца. Каждый из них был в окопах, выгребал и выживал и имел, не каждый, слава Богу, но многие имеют ранения. И мне казалось, если бы в рамках всей страны, если бы большая судьба парламента прошла пехотные бои, они бы себя вели совсем по-другому. Если бы на уровне министров, замминистров хотя бы одну неделю посидели на позициях, у них изменилось бы мировоззрение, они бы совсем по-другому себя вели.
Война для нас священна, потому что мы защищаем Украину, украинский народ. А для кого-то это способ заработка. И это разрывает и взрывает. Я больше скажу, здесь я точно знаю настроения ребят в окопах: подлец, который делает сейчас мерзкие вещи, оно все фиксируется и этот человек будет отвечать после окончания войны.
Ранее после сообщения о коррупции в Министерстве обороны я бы уже кресло министра качал или Кабмин пикетировал бы. Я не могу сейчас сказать: "Ребята, стоп, мы не воюем, выходим из окопов, идем на политическую акцию в Киев". Это невозможно. Или когда задержка в зарплате, сказать: "Ребята, нам задержали зарплату, значит, мы делаем забастовку". Мы не можем себе это позволить. Мы воюем, во-первых, не за зарплату, потому что большинство этой зарплаты уходит на ту же экипировку.
Мне не понятно безразличие в квадрате или в кубе людей, которые у власти. Они в ТикТок выставляют друг друга, селфятся, дерутся между собой, гигикают.
Я понимаю, что это уже банальность, но взять и сделать батальон "Парламент" и на две недели под Бахмут, в поля. Поверьте, все выживущие будут идеальными управленцами для государства.
– Вы в "Свободу" готовы взять народных депутатов?
– Да нет, вы что, я должен быть уверен в бойцах, что они выдержат, не изменят, не побегут.
Севгиль Мусаева, УП
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą