18 МАРТА 2016, 21:07 Сергей Пархоменко, журналист «Суть событий» Echo.msk
Вот поразительно, но есть какие-то события, есть какие-то обстоятельства гораздо более широкие, чем, скажем, двусторонние отношения России с кем бы то ни было, которые российская дипломатия, надо сказать, очень сильно потерявшая квалификацию за последние несколько лет, вот с тех пор, как дипломатия превратилась по существу в такую отрасль пропаганды, и главным российским дипломатом является Чуркин, который внедряет как-то новый язык в ооновское общение и который там просто закатывает истерики, ругается, скандалит и бесится.
И, в общем, вслед за ним движется и Лавров, а вслед за ними и вся остальная российская дипломатия. Совершенно не случайно на посту человека, который должен быть воплощением рассудительности, спокойствия, иронии, взвешенности находится просто не очень здоровый человек, как я понимаю, женщина, как-то одержимая всякими истерическими рефлексами, глубоко обиженная на окружающую жизнь и наговорившая какое-то невообразимое количество глупостей за последние месяцы. Не просто глупостей, она выглядит крайне неуместно довольно часто. Но это совершенно естественно и характерно для нынешнего состояния российского МИДа сегодня.
Вот они, поскольку их работа заключается в том, чтобы закатывать истерики и публично беситься в последнее время по большей части, они совершенно разучились учитывать какие-то реальные обстоятельства. Ну, например, вот то обстоятельство, что Турция из-за вот этого беженского кризиса – я не могу сказать, что это кризис, который организовала Россия, хотя существует даже и такая версия, что, вот, как-то там специально все это было устроено для того, чтобы увеличить этот поток. И, в частности, дескать, это был даже один из мотивов входа России в Сирию, для того чтобы там как-то интенсифицировать войну, бомбить там много жилых населенных пунктов, увеличить этот поток, и таким образом еще более толстую шпильку воткнуть в какое-нибудь чувствительное европейское место.
Нет, я не придерживаюсь этой точки зрения, она мне кажется какой-то слишком экзотической и конспирологической. Но факт остается фактом, что в результате этого кризиса, в результате вот этого колоссального роста потока беженцев в Европу Турция стала очень важным в Европе игроком, неприятным для разговора, неудобным, часто противостоящим прочему европейскому мнению.
Вот что произошло сегодня? Произошел разговор, с одной стороны Европа в нем участвует, с другой стороны Турция. Хотя Турция в некотором роде тоже часть Европы, и участник всяких европейских организаций, и несомненный важный участник всяких европейских конференций, событий, переговоров, и вообще, Европа без Турции сегодня выглядит довольно странно.
Тем не менее, вот они оказались по разные стороны стола переговоров в этой ситуации. Договориться с Турцией Европе важно. Ну, вот так получилось, что Турция, как и Греция, они расположены на географической карте в таких стратегических местах, что они являются, с одной стороны, естественным барьером вот этого беженского потока, а с другой стороны, обладателями ключей от двери, которую они могут держать открытой или закрытой. И, конечно, важно, как они с этой дверью будут обращаться.
России не найти, совершенно очевидно, ничьего сочувствия сегодня в своей вот этой безумной истерической драке с Турцией еще и по этому поводу тоже. Сейчас очень невовремя. Про это мы с вами помним, а профессионалы, которые, казалось бы, должны этим заниматься и должны это учитывать, они делают вид, что они этого фактора не видят и не понимают. Это очень странно. Тем не менее, это так, и понятно, что не только в связи с Украиной, не только в связи с позицией по поводу Крыма европейская дипломатия и европейская политика будет не на стороне России в этом противостоянии.
21 час и 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко, добрый вечер еще раз. Номер для смс-сообщений — +7-985-970-45-45. Сайт www.echo.msk.ru, на нем множество всяких возможностей, включая кардиограмму прямого эфира, трансляцию из студии прямого эфира, возможность отправлять сообщения такие же точно, как смски и всякое такое прочее.
Говорили с вами про соглашение между Европейским Союзом и Турцией, чрезвычайно важное для развития вот всего этого беженского кризиса, сегодняшнее. И говорили о том, каким образом это может касаться России так или иначе. Может, может, несомненно, может. И плавно таким образом добрались до Сирии. Знаете, когда комментируешь вот это внезапное решение о выводе российских частей… мы даже не знаем в точности, каких частей, нам же никто не собирается сообщать, хотя обязан, по Конституции Российской Федерации, какие в точности граждане Российской Федерации, какие части принимали в этом участие.
Было много разговоров о том, что это только с воздуха, только бесконтактным способом. На самом деле это, несомненно, не так, есть довольно большой контингент, который охранял там аэродромы, который охранял там базы, всякие пути снабжения и прочее и прочее. Теперь, значит, принято такое публичное демонстративное решение о выводе.
Что на эту тему я считаю себя обязанным сказать? Я считаю себя обязанным сказать, что это, в принципе, очень хорошо. Всякая война, которая кончается – это хорошо. Всякая жизнь, которая будет сбережена, потому что война продлилась на один день меньше, чем могла бы продлиться – это жизнь, которая подарена нам всем: близким этого человека, детям этого человека, родителям этого человека, самому этому человеку, прежде всего. И не радоваться тому, что вчера российское государство участвовало в этой войне, а сегодня оно, по меньшей мере на словах, заявляет, что оно в этой войне не участвует, просто нельзя. Это пункт первый.
Теперь, чему невозможно, к сожалению, радоваться. Тому, как принимаются решения. Что решение о начале этой войны, что решение о конце этой войны. Что решение о входе, что о выходе, что о вводе, что о выводе. Эти решения принимаются одним человеком, они принимаются вне процедуры, они принимаются как-то с больной головы, что называется, под воздействием разного рода каких-то истерических посылов.
Вот я совершенно убежден, что в решении о выводе, помимо всяких соображений, вот есть нефтяной аргумент о том, что там так или иначе всякое движение на Ближнем Востоке отражается на нефтяной конъюнктуре, а это просто фактор номер один для состояния российской экономики, российских финансов, российского бюджета.
Правда, дальше мнения расходятся. Одни говорят, что полезно воевать, другие говорят, что вредно воевать. Про каждое действие, каждое событие, которое происходит на Ближнем Востоке, есть две противоположных точки зрения относительно его влияния на нефтяную конъюнктуру: одни говорят, что это повышает цены на нефть, другие – что понижает. Поэтому я лично давно уже перестал слушать эти выкладки и эти размышления. Хотя, понятно же, какая-то связь там есть, просто она нам, по-моему, до сих пор не ясна.
Есть аргумент, связанный с взаимоотношениями с Ираном и с переговорами, которые шли. Есть вся история отношений, собственно, с Европой и с миром. Да, это был, в сущности, способ выхода даже не из международной изоляции, а – как бы это сказать? – из-под международного презрения. Россия в какой-то момент оказалась изгоем в прямом смысле этого слова. Государством, которое управляется людьми, с которыми противно иметь дело. Вот так я бы поставил вопрос. Они на протяжении последних нескольких лет, немногих, на протяжении двух с небольшим лет, своими действиями и своими словами доказали свою даже не недоговороспособность, а неразговороспособность.
Вот вспомним эти сцены, например, помните, была Двадцатка в Австралии, когда, ну, были совершенно душераздирающие сцены, когда никто не хотел с Путиным садиться есть. Вот происходит перерыв на обед, и там организовано какое-то питание. И вот Путин сидит один за столом, потому что никто не хочет с ним садиться. Это немножко смешно звучало. Потом все эти бесконечные танцы при попытке организовать коллективную фотографию и так далее.
Это была демонстрация не недоверия или вражды, неприятия позиции и так далее, это была демонстрация презрения. И это, конечно, чрезвычайно печально, что страной управляют люди, которые вот таким образом погубили свою репутацию, с которыми вот прямо реально не хотят, действительно, на самом деле разговаривать.
Вот в попытках как-то это проломить была устроена Сирия. Потому что никуда, сволочи, не денетесь, будете разговаривать. Поскольку я становлюсь участником вот этого вот чрезвычайно важного спектакля на чрезвычайно важном театре военных и политических действий, будете со мной разговаривать. Ну, вот из этих соображений был совершен вход. В какой-то мере из этих же соображений был совершен и выход.
Я совершенно убежден, например, что значительную роль здесь сыграло вот это знаменитое интервью Барака Обамы журналу «Атлантик». Мы его упоминали, например, и в прошлой программе, да и вообще его очень много цитировали. Это интервью неприятное, прямо скажем, оно сделано в значительной мере – там, где речь идет, скажем, о России и в целом, кстати, о европейских делах – оно исполнено такой надменности.
Это правда, надо это констатировать, что Обама там выглядит человеком таким довольно самоуверенным (на что он, наверное, имеет право) и глядящим на всю эту ситуацию очень свысока (на что, наверное, не имеет права). И то, что он говорит там о Путине – это, в общем, довольно обидные вещи. Он говорит, что Путин не до такой степени глуп, — говорит он. Ну, значит, а до какой-то степени глуп что ли, получается из этой фразы? И он подробно там с удовольствием описывает, как хорошо Путин себя ведет каждый раз во время переговоров с ним, с Обамой, ничего себе не позволяет, как-то глазами ест начальство, что называется. Ну, и так далее.
Такого не было раньше. И, помимо всех вот этих таких оскорбительных высокомерных, надменных фразочек, и каких-то оборотов, и намеренно выбранных слов… Обама, конечно, хорошо разговаривает. Обама умеет строить фразу так, что просто самим порядком слов или одним-двумя добавленными словами он создает то ощущение, которое он хочет создавать. И он создает там это ощущение, что он смотрит вертикально вниз и на Путина, и на Россию, и на попытки России сделаться каким-то важным игроком в Европе и так далее.
Но он говорит там вещи еще и серьезные. Он говорит, что мы должны констатировать, что влияние России на международной арене последовательно систематически сокращается. И что Россия сегодня не является игроком и не является собеседником при обсуждении важнейших проблем международной политики. И что Россия не может настаивать, как он там говорит, на своей повестке дня.
Ну, вообще это важно. Обычно, когда собирается, скажем, какое-то количество лидеров, важно вот в буквальном смысле, кто формирует повестку дня, кто говорит: давайте, друзья, обсудим вот это, вот это и вот это, потому что я считаю, что сейчас надо это обсуждать. Потому что для меня это важно, и, я вас уверяю, для вас это важно тоже. Иногда к таким словами прислушиваются, иногда такие слова игнорируют. В случае с Россией их игнорируют. Это говорит Обама.
И я совершенно уверен, что решение вот так спешно как-то однажды вечером заявить о том, что мы прекращаем свое участие, во всяком случае на поверхности, по всяком случае в открытую, в сирийских событиях – это решение было принято, начитавшись вот этого текста. Оно было принято под лозунгом, вот который громко раздавался в душе. И лозунг этот звучал так: ах ты, сука! Вот ты ж!.. Ах ты так? Ну, тогда я…
Ну, вот так принимаются решения президентом Российской Федерации. Конечно, за этим заявлением о том, что Россия покидает сирийский театр военных действий, есть много разных деталей. Совершенно очевидно, что Россия совсем его не покидает. И вопрос не в этих сказках про то, что мы там за пять минут можем вернуться обратно и всякое такое. Не можем мы за пять минут вернуться обратно, потому что инфраструктуру надо разворачивать. Правда, есть одна вещь, которая там, несомненно, останется в сухом остатке, что называется – это базы.
Вот, скажем, вот эта военно-морская база в Тартусе – я как-то про нее рассказывал еще до того, как российская армия как-то интенсивно вторглась в эти места – это база, которая сохранилась еще с советских времен. Было время, что она была такая довольно серьезная, в последнее время она превратилась буквально в два сарая. Это была такая законсервированная заправочная остановка, куда в крайнем случае мог заплыть какой-нибудь российский корабль, для того чтобы пополнить там запас солярки. Вот, собственно, это максимум, что могло быть. И вся эта база состояла там из одного пакгауза, одного какого-то причала и одной какой-то полуразвалившейся халупы, в которой жил немногочисленный персонал, буквально несколько человек.
Там теперь, по всей видимости, опять будет полноценная военно-морская база. Это кое-что. Другое дело, что эта база будет там ровно до той минуты, пока во главе Сирии сидит Асад. Через пять минут после того, как его не будет на его президентском стуле, база эта будет закрыта и всякая эта деятельность будет прекращена. Или до тех пор, пока этот кусок побережья принадлежит Сирии. Потому что теперь возможны всякие варианты, в том числе и распад Сирии на множество разных таких кусочков, и где там окажется в результате Тартус, не очень понятно. Ну, специалистам, наверное, понятно. Мне – нет. Всякое там может получиться.
Так что, ну, да, вот Тартус завоевали, большое спасибо. А еще что? Ну, еще, несомненно, Россия будет присутствовать там столько, сколько можно, опять же, сколько есть Асад. Будет присутствовать там на рынке вооружений, будет туда гнать боеприпасы, гнать разную технику. А значит, всякий персонал, который будет эту технику там обслуживать, обучать ею пользоваться и так далее и так далее.
Беда заключается в том, что действительно это игра в очень короткую, это ставка на то, что Асад сохранится. Асад не сохранится. Ну, совершенно очевидно, что он не будет там вечно. Ну, понятно, что идет какой-то обратный отсчет. И даже в присутствии России там идет обратный отсчет, а уж в отсутствии России – тем более. Понятно, что, в общем, дали ему продержаться несколько лишних месяцев, сейчас все это вернется обратно. Но решили одну важную задачу, и эта важная задача – отвлечь вас, дорогие друзья, от Украины.
Хочу вам напомнить, что за сутки, за час, за пять минут до того, как вы узнали, что Россия участвует в войне в Сирии, вам всем казалось, и всей стране казалось, что нет ничего важнее Украины, и Украина – это вот просто единственный свет в окошке, и все, что происходит на Украине, мы должны знать в мельчайших подробностях. И наши информационные программы должны быть этим заполнены, и газеты должны быть заполнены, и мозги наши должны быть этим заполнены. Как только был переключен телевизор с украинского канала на сирийский, немедленно все это прекратилось. Все-таки есть одна вещь, которая работает в Российской Федерации хорошо, и эта вещь – это телевизионная пропаганда. Она чрезвычайно интенсивна, она ломится во все окна и двери, и справиться с этим довольно трудно.
Семен пишет мне тут какую-то ахинею. Вот есть какой-то Семен с телефоном 7-916-09-12, ну, и там еще кое-какие цифры. Семен, вот зачем вы это пишете? Пишет, что я его разочаровал. Сегодня, — пишет он, — дата… а судя по всему, вы не понимается, что Донбасс и Сирия – это дымовая завеса Крыма. Ну, вот, Семен, зачем вы пишете эту ахинею? Вам заняться что ли больше нечем? Не я ли говорил здесь много-много раз про то, что Сирия – это дымовая завеса. Донбасс – нет, Донбасс не является никакой дымовой завесой Крыма. Донбасс является попыткой повторить Крым, развить Крым. Казалось, с Крымом все так легко получилось, что, казалось, можно вот от Харькова до Одессы вот это вот по диагонали так прочертить и отъесть вот это все. Ничего не вышло. В Харькове не вышло совсем, в Днепропетровске не вышло совсем, в Николаеве не вышло совсем. В Одессе, в конечном итоге – хотя попытки, как мы с вами знаем, были сделаны очень серьезные – не вышло совсем. Вышло в двух местах, в двух областях: в Луганской и в Донецкой.
Пришлось бросить, потому что непонятно было, как выдирать оттуда ноги. Ну, вот выдирали через Сирию. Пришлось бежать из Донбасса аж через Дамаск, кружным путем. Единственный был способ сделать вид, что мы там больше ни при чем, оставить этих бандитов наедине с самими собой и друг с другом, они там постепенно за это время довольно много сами себя перестреляли или подставились украинской армии. Ну, в общем, как-то постепенно вопрос решается с ними, что называется. А Путину и людям, которые его окружают, и российской политике в целом, можно теперь сделать вид, что они к этому не имеют никакого отношения, потому что они очень заняты Сирией. Вот как это все устроено.
Теперь про годовщину. Знаете, я немножко удивился, услышав сегодня программу Иноземцева здесь, который сказал, что, на его взгляд, санкции не входят в цену Крыма. Мне кажется, что это такое – как бы это сказать? – немножко устаревшее заявление. Потому что они, может быть, не входили в первый момент. В тот момент, когда санкции назначались, когда они начинались, экономические санкции против России и, главное, персональные санкции, направленные против некоторого количества основных бенефициаров путинской политики, назовем это так – они вроде как были не по поводу Крыма, а по поводу Донбасса. Но с тех пор кое-что изменилось.
Я хочу здесь напомнить, и полезно это напомнить к этой двухлетней годовщине, про которую Песков сегодня сказал, что Крым – это российский регион, а Россия никогда не будет ни с кем обсуждать свои регионы. Нет, Крым – это оккупированная территория с точки зрения, в общем, всего мирового сообщества.
В любом консульстве любой страны мира вам скажут: если вы хотите ехать в Крым, вы должны получить визу в украинском посольстве. Визы в Крым выдает Украина, потому что это часть украинской территории, — скажут вам во всем мире. То же самое скажут вам, если вы собираетесь вести какие-нибудь дела, какой-нибудь бизнес, связанный с Крымом: вы должны делать это через Украину. То же самое вам скажут, даже если вы хотите быть археологом и копать что-нибудь в Бахчисарае. Вам скажут: вы должны договариваться с соответствующими ведомствами в Украине, потому что Крым – это украинская территория, она временно оккупирована Россией. Вот что вы услышите.
И оттого, что Песков не хочет этого слушать, это не перестанут говорить. И это прекрасно известно и ему, и, главным образом, его шефу, а именно Путину Владимиру Владимировичу. С точки зрения мирового сообщества, Крым не стал Россией за эти два года. Более того, я хочу здесь напомнить, что некоторое время тому назад Европейский парламент, организация чрезвычайно влиятельная и авторитетная, не принимающая, да, конечно, непосредственных решений, связанных, в частности, с санкциями, но, несомненно, влияющая на позиции европейских лидеров и европейских парламентариев во всех странах Европейского Союза, принял совершенно ясное и отчетливое решение: санкции снимаются тогда, когда решается проблема Крыма. Это было увязано непосредственным образом.
Это так не было вначале, но это так стало сегодня. Вот это достижение путинской политики и путинской дипломатии за эти два года: проблема Крыма оказалась прямо ввязанной теперь в историю с санкциями. Я не скажу, что это новость, но это некий вновь образовавшийся факт. И таким образом оно останется. Понятно, что оно останется до смены, что называется, режима, до появления во главе России других людей.
Им будет чем заняться, и в некотором роде им очень повезет, потому что им будет на что обменять отношение к себе и отношение к России и выстраивание новых отношений с Россией в тот момент, когда власть в России поменяется. Это первое, что будет предложено в обмен. Это, несомненно, так. В той или иной форме, с теми или иными оговорками, с какими-то переходными периодами, с какими-то особыми процедурами, с чем-то таким вот этим всяким разным, но совершенно очевидно, что так же ровно, как Савченко является обменным фондом, и судят ее и приговор ей дадут для того, чтобы была возможность потом поменять ее на кого-нибудь подходящего, ровно так же в сегодняшних обстоятельствах Крым – и это итог этих двух лет освоения этой чужой территории российскими политиками – Крым превратился в важный обменный фонд, который когда-нибудь будет пущен в дело каким-нибудь поколением российских руководителей. Посмотрим, как скоро это произойдет и под каким в точности соусом это будет сделано.
Отдельная интересная история, конечно, про мост. Нельзя про это не поговорить. Ну, вот это – конечно, это деталь, конечно, это такая изюминка в этом большом кексе, но заметная. Начиная с того, что по всей стране, по всей стране сегодня – вот я довольно много в последнее время передвигаюсь по России и могу вам это сказать на своих собственных наблюдениях – по всей стране огромное количество людей лишаются огромного количества важных для них вещей под этим предлогом: ну, нам же надо мост в Крым построить, — говорят им.
И не строят мост в их городе, и не ремонтируют больницу, и не открывают новую школу, и не финансируют нормальным образом научные институты и научные городки – ну, мы же строим мост в Крым. И мы будем вот таким способом его строить много-много лет. Много лет будет существовать эта воронка для рублей, куда будут утягиваться все те деньги, которые хочется сэкономить, а не заплатить на что-то важное, или которые хочется просто украсть чиновникам по всей стране. Они будут объяснять, что эти деньги ушли на мост в Крым.
Тем временем, с мостом в Крым есть одно простое обстоятельство: мост в Крым нельзя построить без разрешения. Ну, с другой стороны, вы можете сказать: ну, сам Крым, в конце концов, нельзя было отобрать у соседнего государства без разрешения – отобрали же. Ну что же, да, логика определённая в этом есть. Россия, люди, которые управляют Россией, видимо, собираются превратиться в людей вот с устойчивой репутацией тех, кто презирает международные законы и презирает право мирового сообщества соответствующим образом относиться к этим нарушителями. Мы долго с вами будем наблюдать за мостом и смотреть за теми лишениями, которые будет терпеть Россия, а вместе с нею мы все в связи с этой авантюрой российского правительства.
Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания.
<> sounds
Сейчас очень не время ссориться с Турцией.Вот поразительно, но есть какие-то события, есть какие-то обстоятельства гораздо более широкие, чем, скажем, двусторонние отношения России с кем бы то ни было, которые российская дипломатия, надо сказать, очень сильно потерявшая квалификацию за последние несколько лет, вот с тех пор, как дипломатия превратилась по существу в такую отрасль пропаганды, и главным российским дипломатом является Чуркин, который внедряет как-то новый язык в ооновское общение и который там просто закатывает истерики, ругается, скандалит и бесится.
И, в общем, вслед за ним движется и Лавров, а вслед за ними и вся остальная российская дипломатия. Совершенно не случайно на посту человека, который должен быть воплощением рассудительности, спокойствия, иронии, взвешенности находится просто не очень здоровый человек, как я понимаю, женщина, как-то одержимая всякими истерическими рефлексами, глубоко обиженная на окружающую жизнь и наговорившая какое-то невообразимое количество глупостей за последние месяцы. Не просто глупостей, она выглядит крайне неуместно довольно часто. Но это совершенно естественно и характерно для нынешнего состояния российского МИДа сегодня.
Вот они, поскольку их работа заключается в том, чтобы закатывать истерики и публично беситься в последнее время по большей части, они совершенно разучились учитывать какие-то реальные обстоятельства. Ну, например, вот то обстоятельство, что Турция из-за вот этого беженского кризиса – я не могу сказать, что это кризис, который организовала Россия, хотя существует даже и такая версия, что, вот, как-то там специально все это было устроено для того, чтобы увеличить этот поток. И, в частности, дескать, это был даже один из мотивов входа России в Сирию, для того чтобы там как-то интенсифицировать войну, бомбить там много жилых населенных пунктов, увеличить этот поток, и таким образом еще более толстую шпильку воткнуть в какое-нибудь чувствительное европейское место.
Нет, я не придерживаюсь этой точки зрения, она мне кажется какой-то слишком экзотической и конспирологической. Но факт остается фактом, что в результате этого кризиса, в результате вот этого колоссального роста потока беженцев в Европу Турция стала очень важным в Европе игроком, неприятным для разговора, неудобным, часто противостоящим прочему европейскому мнению.
Вот что произошло сегодня? Произошел разговор, с одной стороны Европа в нем участвует, с другой стороны Турция. Хотя Турция в некотором роде тоже часть Европы, и участник всяких европейских организаций, и несомненный важный участник всяких европейских конференций, событий, переговоров, и вообще, Европа без Турции сегодня выглядит довольно странно.
Тем не менее, вот они оказались по разные стороны стола переговоров в этой ситуации. Договориться с Турцией Европе важно. Ну, вот так получилось, что Турция, как и Греция, они расположены на географической карте в таких стратегических местах, что они являются, с одной стороны, естественным барьером вот этого беженского потока, а с другой стороны, обладателями ключей от двери, которую они могут держать открытой или закрытой. И, конечно, важно, как они с этой дверью будут обращаться.
России не найти, совершенно очевидно, ничьего сочувствия сегодня в своей вот этой безумной истерической драке с Турцией еще и по этому поводу тоже. Сейчас очень невовремя. Про это мы с вами помним, а профессионалы, которые, казалось бы, должны этим заниматься и должны это учитывать, они делают вид, что они этого фактора не видят и не понимают. Это очень странно. Тем не менее, это так, и понятно, что не только в связи с Украиной, не только в связи с позицией по поводу Крыма европейская дипломатия и европейская политика будет не на стороне России в этом противостоянии.
21 час и 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко, добрый вечер еще раз. Номер для смс-сообщений — +7-985-970-45-45. Сайт www.echo.msk.ru, на нем множество всяких возможностей, включая кардиограмму прямого эфира, трансляцию из студии прямого эфира, возможность отправлять сообщения такие же точно, как смски и всякое такое прочее.
Говорили с вами про соглашение между Европейским Союзом и Турцией, чрезвычайно важное для развития вот всего этого беженского кризиса, сегодняшнее. И говорили о том, каким образом это может касаться России так или иначе. Может, может, несомненно, может. И плавно таким образом добрались до Сирии. Знаете, когда комментируешь вот это внезапное решение о выводе российских частей… мы даже не знаем в точности, каких частей, нам же никто не собирается сообщать, хотя обязан, по Конституции Российской Федерации, какие в точности граждане Российской Федерации, какие части принимали в этом участие.
Было много разговоров о том, что это только с воздуха, только бесконтактным способом. На самом деле это, несомненно, не так, есть довольно большой контингент, который охранял там аэродромы, который охранял там базы, всякие пути снабжения и прочее и прочее. Теперь, значит, принято такое публичное демонстративное решение о выводе.
Что на эту тему я считаю себя обязанным сказать? Я считаю себя обязанным сказать, что это, в принципе, очень хорошо. Всякая война, которая кончается – это хорошо. Всякая жизнь, которая будет сбережена, потому что война продлилась на один день меньше, чем могла бы продлиться – это жизнь, которая подарена нам всем: близким этого человека, детям этого человека, родителям этого человека, самому этому человеку, прежде всего. И не радоваться тому, что вчера российское государство участвовало в этой войне, а сегодня оно, по меньшей мере на словах, заявляет, что оно в этой войне не участвует, просто нельзя. Это пункт первый.
Теперь, чему невозможно, к сожалению, радоваться. Тому, как принимаются решения. Что решение о начале этой войны, что решение о конце этой войны. Что решение о входе, что о выходе, что о вводе, что о выводе. Эти решения принимаются одним человеком, они принимаются вне процедуры, они принимаются как-то с больной головы, что называется, под воздействием разного рода каких-то истерических посылов.
Вот я совершенно убежден, что в решении о выводе, помимо всяких соображений, вот есть нефтяной аргумент о том, что там так или иначе всякое движение на Ближнем Востоке отражается на нефтяной конъюнктуре, а это просто фактор номер один для состояния российской экономики, российских финансов, российского бюджета.
Правда, дальше мнения расходятся. Одни говорят, что полезно воевать, другие говорят, что вредно воевать. Про каждое действие, каждое событие, которое происходит на Ближнем Востоке, есть две противоположных точки зрения относительно его влияния на нефтяную конъюнктуру: одни говорят, что это повышает цены на нефть, другие – что понижает. Поэтому я лично давно уже перестал слушать эти выкладки и эти размышления. Хотя, понятно же, какая-то связь там есть, просто она нам, по-моему, до сих пор не ясна.
Есть аргумент, связанный с взаимоотношениями с Ираном и с переговорами, которые шли. Есть вся история отношений, собственно, с Европой и с миром. Да, это был, в сущности, способ выхода даже не из международной изоляции, а – как бы это сказать? – из-под международного презрения. Россия в какой-то момент оказалась изгоем в прямом смысле этого слова. Государством, которое управляется людьми, с которыми противно иметь дело. Вот так я бы поставил вопрос. Они на протяжении последних нескольких лет, немногих, на протяжении двух с небольшим лет, своими действиями и своими словами доказали свою даже не недоговороспособность, а неразговороспособность.
Вот вспомним эти сцены, например, помните, была Двадцатка в Австралии, когда, ну, были совершенно душераздирающие сцены, когда никто не хотел с Путиным садиться есть. Вот происходит перерыв на обед, и там организовано какое-то питание. И вот Путин сидит один за столом, потому что никто не хочет с ним садиться. Это немножко смешно звучало. Потом все эти бесконечные танцы при попытке организовать коллективную фотографию и так далее.
Это была демонстрация не недоверия или вражды, неприятия позиции и так далее, это была демонстрация презрения. И это, конечно, чрезвычайно печально, что страной управляют люди, которые вот таким образом погубили свою репутацию, с которыми вот прямо реально не хотят, действительно, на самом деле разговаривать.
Вот в попытках как-то это проломить была устроена Сирия. Потому что никуда, сволочи, не денетесь, будете разговаривать. Поскольку я становлюсь участником вот этого вот чрезвычайно важного спектакля на чрезвычайно важном театре военных и политических действий, будете со мной разговаривать. Ну, вот из этих соображений был совершен вход. В какой-то мере из этих же соображений был совершен и выход.
Я совершенно убежден, например, что значительную роль здесь сыграло вот это знаменитое интервью Барака Обамы журналу «Атлантик». Мы его упоминали, например, и в прошлой программе, да и вообще его очень много цитировали. Это интервью неприятное, прямо скажем, оно сделано в значительной мере – там, где речь идет, скажем, о России и в целом, кстати, о европейских делах – оно исполнено такой надменности.
Это правда, надо это констатировать, что Обама там выглядит человеком таким довольно самоуверенным (на что он, наверное, имеет право) и глядящим на всю эту ситуацию очень свысока (на что, наверное, не имеет права). И то, что он говорит там о Путине – это, в общем, довольно обидные вещи. Он говорит, что Путин не до такой степени глуп, — говорит он. Ну, значит, а до какой-то степени глуп что ли, получается из этой фразы? И он подробно там с удовольствием описывает, как хорошо Путин себя ведет каждый раз во время переговоров с ним, с Обамой, ничего себе не позволяет, как-то глазами ест начальство, что называется. Ну, и так далее.
Такого не было раньше. И, помимо всех вот этих таких оскорбительных высокомерных, надменных фразочек, и каких-то оборотов, и намеренно выбранных слов… Обама, конечно, хорошо разговаривает. Обама умеет строить фразу так, что просто самим порядком слов или одним-двумя добавленными словами он создает то ощущение, которое он хочет создавать. И он создает там это ощущение, что он смотрит вертикально вниз и на Путина, и на Россию, и на попытки России сделаться каким-то важным игроком в Европе и так далее.
Но он говорит там вещи еще и серьезные. Он говорит, что мы должны констатировать, что влияние России на международной арене последовательно систематически сокращается. И что Россия сегодня не является игроком и не является собеседником при обсуждении важнейших проблем международной политики. И что Россия не может настаивать, как он там говорит, на своей повестке дня.
Ну, вообще это важно. Обычно, когда собирается, скажем, какое-то количество лидеров, важно вот в буквальном смысле, кто формирует повестку дня, кто говорит: давайте, друзья, обсудим вот это, вот это и вот это, потому что я считаю, что сейчас надо это обсуждать. Потому что для меня это важно, и, я вас уверяю, для вас это важно тоже. Иногда к таким словами прислушиваются, иногда такие слова игнорируют. В случае с Россией их игнорируют. Это говорит Обама.
И я совершенно уверен, что решение вот так спешно как-то однажды вечером заявить о том, что мы прекращаем свое участие, во всяком случае на поверхности, по всяком случае в открытую, в сирийских событиях – это решение было принято, начитавшись вот этого текста. Оно было принято под лозунгом, вот который громко раздавался в душе. И лозунг этот звучал так: ах ты, сука! Вот ты ж!.. Ах ты так? Ну, тогда я…
Ну, вот так принимаются решения президентом Российской Федерации. Конечно, за этим заявлением о том, что Россия покидает сирийский театр военных действий, есть много разных деталей. Совершенно очевидно, что Россия совсем его не покидает. И вопрос не в этих сказках про то, что мы там за пять минут можем вернуться обратно и всякое такое. Не можем мы за пять минут вернуться обратно, потому что инфраструктуру надо разворачивать. Правда, есть одна вещь, которая там, несомненно, останется в сухом остатке, что называется – это базы.
Вот, скажем, вот эта военно-морская база в Тартусе – я как-то про нее рассказывал еще до того, как российская армия как-то интенсивно вторглась в эти места – это база, которая сохранилась еще с советских времен. Было время, что она была такая довольно серьезная, в последнее время она превратилась буквально в два сарая. Это была такая законсервированная заправочная остановка, куда в крайнем случае мог заплыть какой-нибудь российский корабль, для того чтобы пополнить там запас солярки. Вот, собственно, это максимум, что могло быть. И вся эта база состояла там из одного пакгауза, одного какого-то причала и одной какой-то полуразвалившейся халупы, в которой жил немногочисленный персонал, буквально несколько человек.
Там теперь, по всей видимости, опять будет полноценная военно-морская база. Это кое-что. Другое дело, что эта база будет там ровно до той минуты, пока во главе Сирии сидит Асад. Через пять минут после того, как его не будет на его президентском стуле, база эта будет закрыта и всякая эта деятельность будет прекращена. Или до тех пор, пока этот кусок побережья принадлежит Сирии. Потому что теперь возможны всякие варианты, в том числе и распад Сирии на множество разных таких кусочков, и где там окажется в результате Тартус, не очень понятно. Ну, специалистам, наверное, понятно. Мне – нет. Всякое там может получиться.
Так что, ну, да, вот Тартус завоевали, большое спасибо. А еще что? Ну, еще, несомненно, Россия будет присутствовать там столько, сколько можно, опять же, сколько есть Асад. Будет присутствовать там на рынке вооружений, будет туда гнать боеприпасы, гнать разную технику. А значит, всякий персонал, который будет эту технику там обслуживать, обучать ею пользоваться и так далее и так далее.
Беда заключается в том, что действительно это игра в очень короткую, это ставка на то, что Асад сохранится. Асад не сохранится. Ну, совершенно очевидно, что он не будет там вечно. Ну, понятно, что идет какой-то обратный отсчет. И даже в присутствии России там идет обратный отсчет, а уж в отсутствии России – тем более. Понятно, что, в общем, дали ему продержаться несколько лишних месяцев, сейчас все это вернется обратно. Но решили одну важную задачу, и эта важная задача – отвлечь вас, дорогие друзья, от Украины.
Хочу вам напомнить, что за сутки, за час, за пять минут до того, как вы узнали, что Россия участвует в войне в Сирии, вам всем казалось, и всей стране казалось, что нет ничего важнее Украины, и Украина – это вот просто единственный свет в окошке, и все, что происходит на Украине, мы должны знать в мельчайших подробностях. И наши информационные программы должны быть этим заполнены, и газеты должны быть заполнены, и мозги наши должны быть этим заполнены. Как только был переключен телевизор с украинского канала на сирийский, немедленно все это прекратилось. Все-таки есть одна вещь, которая работает в Российской Федерации хорошо, и эта вещь – это телевизионная пропаганда. Она чрезвычайно интенсивна, она ломится во все окна и двери, и справиться с этим довольно трудно.
Семен пишет мне тут какую-то ахинею. Вот есть какой-то Семен с телефоном 7-916-09-12, ну, и там еще кое-какие цифры. Семен, вот зачем вы это пишете? Пишет, что я его разочаровал. Сегодня, — пишет он, — дата… а судя по всему, вы не понимается, что Донбасс и Сирия – это дымовая завеса Крыма. Ну, вот, Семен, зачем вы пишете эту ахинею? Вам заняться что ли больше нечем? Не я ли говорил здесь много-много раз про то, что Сирия – это дымовая завеса. Донбасс – нет, Донбасс не является никакой дымовой завесой Крыма. Донбасс является попыткой повторить Крым, развить Крым. Казалось, с Крымом все так легко получилось, что, казалось, можно вот от Харькова до Одессы вот это вот по диагонали так прочертить и отъесть вот это все. Ничего не вышло. В Харькове не вышло совсем, в Днепропетровске не вышло совсем, в Николаеве не вышло совсем. В Одессе, в конечном итоге – хотя попытки, как мы с вами знаем, были сделаны очень серьезные – не вышло совсем. Вышло в двух местах, в двух областях: в Луганской и в Донецкой.
Пришлось бросить, потому что непонятно было, как выдирать оттуда ноги. Ну, вот выдирали через Сирию. Пришлось бежать из Донбасса аж через Дамаск, кружным путем. Единственный был способ сделать вид, что мы там больше ни при чем, оставить этих бандитов наедине с самими собой и друг с другом, они там постепенно за это время довольно много сами себя перестреляли или подставились украинской армии. Ну, в общем, как-то постепенно вопрос решается с ними, что называется. А Путину и людям, которые его окружают, и российской политике в целом, можно теперь сделать вид, что они к этому не имеют никакого отношения, потому что они очень заняты Сирией. Вот как это все устроено.
Теперь про годовщину. Знаете, я немножко удивился, услышав сегодня программу Иноземцева здесь, который сказал, что, на его взгляд, санкции не входят в цену Крыма. Мне кажется, что это такое – как бы это сказать? – немножко устаревшее заявление. Потому что они, может быть, не входили в первый момент. В тот момент, когда санкции назначались, когда они начинались, экономические санкции против России и, главное, персональные санкции, направленные против некоторого количества основных бенефициаров путинской политики, назовем это так – они вроде как были не по поводу Крыма, а по поводу Донбасса. Но с тех пор кое-что изменилось.
Я хочу здесь напомнить, и полезно это напомнить к этой двухлетней годовщине, про которую Песков сегодня сказал, что Крым – это российский регион, а Россия никогда не будет ни с кем обсуждать свои регионы. Нет, Крым – это оккупированная территория с точки зрения, в общем, всего мирового сообщества.
В любом консульстве любой страны мира вам скажут: если вы хотите ехать в Крым, вы должны получить визу в украинском посольстве. Визы в Крым выдает Украина, потому что это часть украинской территории, — скажут вам во всем мире. То же самое скажут вам, если вы собираетесь вести какие-нибудь дела, какой-нибудь бизнес, связанный с Крымом: вы должны делать это через Украину. То же самое вам скажут, даже если вы хотите быть археологом и копать что-нибудь в Бахчисарае. Вам скажут: вы должны договариваться с соответствующими ведомствами в Украине, потому что Крым – это украинская территория, она временно оккупирована Россией. Вот что вы услышите.
И оттого, что Песков не хочет этого слушать, это не перестанут говорить. И это прекрасно известно и ему, и, главным образом, его шефу, а именно Путину Владимиру Владимировичу. С точки зрения мирового сообщества, Крым не стал Россией за эти два года. Более того, я хочу здесь напомнить, что некоторое время тому назад Европейский парламент, организация чрезвычайно влиятельная и авторитетная, не принимающая, да, конечно, непосредственных решений, связанных, в частности, с санкциями, но, несомненно, влияющая на позиции европейских лидеров и европейских парламентариев во всех странах Европейского Союза, принял совершенно ясное и отчетливое решение: санкции снимаются тогда, когда решается проблема Крыма. Это было увязано непосредственным образом.
Это так не было вначале, но это так стало сегодня. Вот это достижение путинской политики и путинской дипломатии за эти два года: проблема Крыма оказалась прямо ввязанной теперь в историю с санкциями. Я не скажу, что это новость, но это некий вновь образовавшийся факт. И таким образом оно останется. Понятно, что оно останется до смены, что называется, режима, до появления во главе России других людей.
Им будет чем заняться, и в некотором роде им очень повезет, потому что им будет на что обменять отношение к себе и отношение к России и выстраивание новых отношений с Россией в тот момент, когда власть в России поменяется. Это первое, что будет предложено в обмен. Это, несомненно, так. В той или иной форме, с теми или иными оговорками, с какими-то переходными периодами, с какими-то особыми процедурами, с чем-то таким вот этим всяким разным, но совершенно очевидно, что так же ровно, как Савченко является обменным фондом, и судят ее и приговор ей дадут для того, чтобы была возможность потом поменять ее на кого-нибудь подходящего, ровно так же в сегодняшних обстоятельствах Крым – и это итог этих двух лет освоения этой чужой территории российскими политиками – Крым превратился в важный обменный фонд, который когда-нибудь будет пущен в дело каким-нибудь поколением российских руководителей. Посмотрим, как скоро это произойдет и под каким в точности соусом это будет сделано.
Отдельная интересная история, конечно, про мост. Нельзя про это не поговорить. Ну, вот это – конечно, это деталь, конечно, это такая изюминка в этом большом кексе, но заметная. Начиная с того, что по всей стране, по всей стране сегодня – вот я довольно много в последнее время передвигаюсь по России и могу вам это сказать на своих собственных наблюдениях – по всей стране огромное количество людей лишаются огромного количества важных для них вещей под этим предлогом: ну, нам же надо мост в Крым построить, — говорят им.
И не строят мост в их городе, и не ремонтируют больницу, и не открывают новую школу, и не финансируют нормальным образом научные институты и научные городки – ну, мы же строим мост в Крым. И мы будем вот таким способом его строить много-много лет. Много лет будет существовать эта воронка для рублей, куда будут утягиваться все те деньги, которые хочется сэкономить, а не заплатить на что-то важное, или которые хочется просто украсть чиновникам по всей стране. Они будут объяснять, что эти деньги ушли на мост в Крым.
Тем временем, с мостом в Крым есть одно простое обстоятельство: мост в Крым нельзя построить без разрешения. Ну, с другой стороны, вы можете сказать: ну, сам Крым, в конце концов, нельзя было отобрать у соседнего государства без разрешения – отобрали же. Ну что же, да, логика определённая в этом есть. Россия, люди, которые управляют Россией, видимо, собираются превратиться в людей вот с устойчивой репутацией тех, кто презирает международные законы и презирает право мирового сообщества соответствующим образом относиться к этим нарушителями. Мы долго с вами будем наблюдать за мостом и смотреть за теми лишениями, которые будет терпеть Россия, а вместе с нею мы все в связи с этой авантюрой российского правительства.
Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания.
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą