Кто-то же должен остановить это сумасшествие.

Эдуард Штайнер (Eduard Steiner)
07.01.2016
Берлин — Владимир Якунин (67), многолетний компаньон и сосед по даче шефа Кремля Владимира Путина, принадлежит к узкому кругу российского истеблишмента. Хотя летом по не совсем ясным причинам он ушел в отставку с должности президента государственной РЖД, это ничего не изменило, и он по-прежнему регулярно встречается с Путиным. Опытный дипломат в настоящее время выступает в качестве рупора своей страны в Европе, где он хочет создать своего рода транснациональную экспертную группу, которая должна устранить якобы монополию США в области мнений по международным вопросам в соответствии с волей Путина. Die Presse встретилась с Якуниным, который находится в санкционном списке США, в Берлине для интервью.

— Ваша активность на западе говорит о том, что Россия хочет установить другой дискурс. Чем Вам не подходит существующий?

— У нас есть только один источник истины на данный момент, и он сидит в Вашингтоне. Эта идеология мейнстрима состоит в том, чтобы сделать четкое разделение на хороших и плохих. Наша цель заключается в объединении западных и российских специалистов по налаживанию новых связей. Должна возникнуть своего рода группа экспертов или аналитический центр на основе Мирового общественного форума в Вене для разрешения сложных конфликтов в современном мире. В связи с этим я уже побывал в Китае, где поддерживается такая идея. Мне кажется, что мир, в котором преобладает только одна точка зрения, очень уязвим для ошибок, потому что отсутствует средство их исправления.

— Ваша активность согласована с Кремлем?

— Мы говорим об этом. Но я никогда не получал за это деньги. Важно, что никто не выступает против этого.

— Путин находится в окружении двух лагерей — так называемых либералов и сторонников жесткой линии. Верно ли то, что в настоящее время сторонники жесткой линии берут верх?

— Предположение, что все делится на эти две группы, не совсем правильно. Часто удивляются, что те, кто представляют себя либералами, подчас позволяют себе более неподобающее поведение в вопросах демократии или частной собственности, чем так называемые сторонники жесткой линии. Во-вторых, едва ли Вы найдете у нас государственного служащего, кто в этом вопросе по Сирии хотел бы сказать, что все, этого достаточно. Все убеждены, что джихадисты после Европы сделают своей целью Россию.

— Вытекает ли готовность России к сотрудничеству в Сирии из расчета, что Запад пойдет России навстречу в конфликте на Украине?

— Нет. По крайней мере, не напрямую. Но я думаю, что психологически это выглядит так: если мы найдем решение по одному пункту, нет никаких причин, чтобы не продолжить искать решение и по другим конфликтным пунктам.

— В Европе есть жесткие сторонники политики санкций — новое польское правительство, например. Некоторые являются также союзниками по НАТО и требуют ввести войска в Польше и странах Балтии.

— Вы пригласили эти страны присоединиться к ЕС и НАТО. И не мы в России должны теперь спрашивать себя, как поступить с некоторыми из членов — например теми, кто сбивает российские боевые самолеты, воюющие с террористами.

— Но не является ли это чрезмерной реакцией, когда Россия в один миг разорвала все экономические отношения с Турцией после инцидента с самолетом?

— Несчастные случаи могут произойти в любом месте. Поэтому Россия согласовывает действия с Соединенными Штатами, чтобы исключить такие вещи в Сирии. Может быть, было преждевременным полагать, что согласования с одним из ведущих членов НАТО будет достаточно. Российский самолет находился 17 секунд в воздушном пространстве Турции, а затем был расстрелян турками над территорией Сирии. Россия после этого ждала три дня. В первый день из Турции не последовало никаких объяснений. На следующий день появились сообщения о соболезновании, которые на третий день были взяты обратно. Это чисто психологически ненормально.

— Могла бы здесь помочь двусторонняя российско-турецкая встреча на президентском уровне?

— В политике правила отличаются. Но лично я никогда бы не пожал руку тому, кто ударил мне в спину.

— Это противоречит христианской идее, которой Вы очень демонстративно придерживаетесь в иных случаях.

— Да, мне очень жаль. В христианстве говорится: Если кто-то ударил тебя по одной щеке, подставь ему и другую. Но нет ничего хуже удара в спину.

— По крайней мере, НАТО повело себя очень сдержанно.

— Поступок Турции подвел Россию и НАТО ближе к конфронтации. Это гораздо более опасно, чем просто конфликт России и Турции. Конфликт, вероятно, невозможно преодолеть без поддержки других членов НАТО.

— Является ли шагом вперед в отношениях России и Запада то, что президент Франции Франсуа Олланд сразу после террористических актов приехал также и к Путину и пригласил его на борт альянса?

— Это даже чрезвычайно важно. Речь идет даже не столько о формулировках, достаточно самой демонстрации.

— Хотя нет единодушия относительно будущей роли президента Сирии Ассада?

— В советско-российской истории мы сделали ошибку, пожелав изменить режим другой страны. Это было в Афганистане. Американцы делали такие ошибки чаще: Вьетнам, Корея, Ливия, Югославия, Ирак, Сирия. Таким образом, настало время, чтобы немного убрать идеологию и стать более прагматичными. Вы только представьте себе, что завтра что-то случится с Ассадом. Кто тогда придет к власти? Каким образом возникла такая идея, убрать прежде всего президента — и я подчеркиваю, не человека, а функцию. Что будет дальше? Никого тогда больше не будет, кто бы оказывал сопротивление продвижению исламского государства.

— Была бы жесткая позиция России по Сирии более гибкой, если был бы достигнут прогресс при смягчении санкций?

— Я не думаю. Путин неоднократно заявлял, что это решение народа Сирии, кого он хотел бы видеть в качестве президента.

— Вы сами упомянули о необходимости корректив. Это относится, конечно, и к России, где, казалось бы, один человек решает все, и, следовательно, вероятность ошибки должна быть высокой. Кто является корректирующей силой для Путина, если оппозиция так маргинализована?

— Это правда, я не вижу никакой реальной интеллектуальной оппозиции Путину в России. Проблема такова: у нас на самом деле нет разделения между правящей партией и оппозицией, но у нас есть различные подходы внутри государственных структур.

— Можете ли вы вспомнить какое-то решение Путина, когда Вы говорили себе: Боже, мой старый друг, почему ты так сделал?

— Это было только в рамках моей профессиональной деятельности. Я часто видел, как Путин выслушивает сначала предложения оппозиции, а затем принимает решения.

— Что нужно было бы сделать как можно скорее, чтобы экономика в 2016 году не ушла дальше в рецессию?

— Большинство прогнозов исходят из того, что вялая динамика будет продолжаться, по крайней мере, до середины года. Она даже может и дальше удерживаться, так как нелегко развивать новые секторы экономики, которыми до этого пренебрегали. Во времена кризиса было бы чрезвычайно важно получать инвестиции от государства. Эти усилия могли бы быть больше. Но это касается не только России. Я думаю, что Россия и Европа должны теснее сотрудничать, чтобы выйти из этого кризиса.

— Значит, ослабить санкции.

— Это зависит от вас в Европе. Вы их ввели.

— Москва со своей стороны ввела санкции против Украины и Турции.

— Это, конечно, не хорошо. Кто-то же должен остановить это сумасшествие. Потому что какая-нибудь третья сторона является бенефициаром этой политики. Хватит — значит хватит. Давайте остановим это!

Владимир Якунин, соратник Путина, о вопросах безопасности, вмешательстве в Сирии и бессмысленных санкциях.