Доброволец Александр Федорченко (Брест): Когда я навел на российского контрактника автомат, он сказал: не стреляй, мы же братья!
Женя лежал в траве, и мы договорились, что он технику поражает, а всю зачистку буду делать я, то есть он должен был дубасить левую машину из гранатомета, а я с правыми "общаться" автоматом. И получилось, что одну БМД мы подожгли, а вторую захватили. А боевики - они, как гуси перепуганные, – реального сопротивления не оказали. Я одного убил, одного ранил, а третий скрылся.
Штурм Иловайска
Я родился и живу в Запорожье. Был частным предпринимателем и как-то спокойно ко многим событиям относился, до тех пор, пока не пришли новости, что 40 КамАЗов с боевиками пересекли нашу границу. Это был конец мая, а первого июня я уже был в Петровцах на полигоне, в числе добровольцев батальона "Донбасс".
Обучали всех одинаково, и как раз тогда, когда людей по желанию отбирали в спецвойска, я был в увольнении и не знал об этом, поэтому так и остался рядовым в учебной роте. Мы прозанимались полтора месяца, а потом начался отбор. Начальник штаба, товарищ Филин, очень "грамотно" отбирал специалистов - по размеру и возрасту. Просто выстроил всех в ряд и тыкая пальцем выбрал людей. А я и ростом не вышел, и далеко не самый молодой был среди остальных. В итоге получилось, что чуть больше 100 человек осталось вообще не при делах, в резерве. У меня, конечно, началась легкая паника, и внутри все кипело - я хочу идти защищать, а не берут. Но, в конце концов, правдами и неправдами, я попал в моторизированный взвод командиром машины. У меня опыт механика был со времен срочной армии, тогда я был танкистом.
17 июля мы поехали в Артемовск. Сначала мы делали передвижные блокпосты, ездили на БРДМе, который не был ничем укомплектован, я называл эту машину бронированное "такси". Принимали участие во взятии Попасной и Лисичанска, но там мы были, скорее, угрожающей массой. В боях проявились другие ребята.
Из Лисичанска нас отправили в Курахово. Там мы переночевали, а утром нам сказали взять с собой сухпайки на одни сутки. Остановились на перевалочной базе, и половина ребят осталась на месте, а половина отправилась в сторону Иловайска. Мы как бронетехника поехали в числе первых. Но нашу машину так ничем и не укомплектовали. Хотя у нас уже было отжато оружие: "Утесы", пулеметы, АГСы, то есть что-нибудь можно было поставить. Но Филин сказал, что машина не штатная, подаренная и на нее ничего ставить нельзя.
В составе колонны доехали до Грабского. Там стояли ребята артиллеристы и минометчки из 24-й бригады, у которых из 100 человек осталось 20. Когда они нас увидели, просто выдохнули: "Фух, мы хоть дышать начали теперь, а то думали, что нам уже конец". В Грабском мы переночевали. А когда к нам подтянулись остальные, начали зачищать село. Управились к вечеру и в тот же день попали на окраину Иловайска. Ориентировочно это было в районе 17 августа. Всем основным составом расположились на территории школы.
Поначалу все было тихо и спокойно. С утра люди вразвалочку по территории ходили, кто кофе пил, кто еще чем-то был занят,и в этот момент начался минометный обстрел. Успели укрыться и погибших, слава Богу, не было, только раненые и контуженные. Почему-то сразу после обстрела не было никаких распоряжений строить укрепления. А днем позже рота охраны начала на всех подъездных дорогах к школе выставлять блокпосты.
И где-то числа 19 мы пошли на штурм города через пешеходный мост, на сторону сепаратистов. К этому времени я уже переговорил со своим командиром взвода, и он дал мне добро перейти в штурмовое подразделение. Мне не хотелось просто сидеть в школе и охранять кукурузу. Я подошел к Скифу, он на тот момент был исполняющим обязанности командира роты разведки, и он взял меня к себе, но в этот же день погиб.
Когда мы перешли через пешеходный мост, с нами были ребята из Грабского на БМД-2. Но они не могли нас никак поддержать, потому что мост пешеходный, и по нему невозможно было проехать. Поэтому мы пошли пешим порядком, без прикрытия. Как только перешли на ту сторону, нас заметили сепаратисты и перпендикулярно к нам из переулка выскочил "УАЗик" с российскими бойцами. У них был гранатомет в кузове, но они не успели им воспользоваться, потому что наши сразу туда влупили со всех стволов и разнесли их в "лапшу". Мы продвинулись чуть дальше, и буквально метров через 250 нам навстречу выехала "Газель". Когда мы ее остановили, люди, которые в ней находились, спокойно вышли, не подозревая, что их останавливает противник.
Семерых человек, которые были в машине, мы взяли в плен. И в этот момент ранили в колено нашего Олега, позывной Безымянный, (он до сих пор лежит в госпитале с ранением и не может толком ходить). Поскольку его надо было на чем-то вывозить, я сел за руль захваченной "Газели". И с того момента вышло так, что в этом бою всех раненых и убитых вывозил я. Привозил к мосту, а по нему ребят выносили на руках.
У нас тогда завязался конкретный бой. Но самые большие потери нанес сепарский снайпер. Всего на ту сторону нас пошло около 70 человек, погибло трое, сколько раненых - я даже не могу сказать, потому что не считал, но много. Приходилось активно и перевязывать, и тягать, и вывозить. Именно там я понял, что команды командами, а свою голову надо на плечах иметь. Был такой момент, когда я подъехал и мне говорят: "Езжай вон туда, там есть раненые, надо забрать". А этот пятак, где мне надо было проехать, простреливался снайпером. Я - не самоубийца, поэтому немного подумал, и нашел другой путь - через пересеченную местность, по кочкам. Еще и раскачивался со стороны в сторону, пока ехал, думал: "Хрен, ты в меня попадешь!" В общем, как-то, с Божьей помощью, я проскочил. Подъехал к нашим ребятам, которые стояли, укрывшись за зданием, в зоне, которая не простреливалась. Оттуда вытащили погибших Шульца, Скифа и пару раненых ребят. Это была уже где-то третья или четвертая ходка.
Я считаю, что эта "Газель" - просто подарок судьбы. Если бы не она, масса ребят там бы и остались. В машине все стекла были прострелены. Был такой момент, что вместо меня за руль сел парень, который решил проскочить напрямую. И его сразу ранил снайпер в челюсть. Слава Богу, он остался жив, сумел вернуться. Его я тоже вывез. После моей последней ходки наши уже начали отходить.
Суть этого наступления была захватить территорию, закрепиться. Параллельно с нами должны были наступать ребята еще с других сторон. И все это должно было происходить одновременно, но этого не случилось. Получилась единичная атака, и со всего города на нашу сторону начали выдвигаться боевики. Мы выходили под очень плотным огнем и выбрались очень вовремя, потому что нас зажали со всех сторон. Когда вышли, я еще часа 2 или 3 ходил в бронежилете, в каске, на адреналине, и полностью весь в кровище, потому что много ребят перетягал.
Захват вражеских БМД
После этого похода, наконец-то нам сказали рассредоточиться по селу, чтоб мы не сидели, как бараны в одном месте, а распределились. Мы перекрыли все подступы и поле. Я выкопал себе окоп, блиндаж, перекрылся там шпалами в 2 наката. Где-то пару дней мы там посидели, и тут нам отдали приказ бросить позиции и вернуться всем в школу. Приказ непонятный, но приказ есть приказ.
А потом пошли разговоры о том, что нам дают зеленый коридор. И где-то числа 29-го мы начали выходить. Я сел за руль "УАЗика", со мной было еще 5 человек. Мы выдвинулись с колонной по направлению на выход. Проехали буквально метров 300 и увидели на обочине легковую машину. Ребята заглохли и голосовали. Я взял их на буксир и доехал до Многополья. Когда нам дали команду спешиться, у меня было какое-то странное ощущение, что не пройдет все гладко. Я сказал ребятам, что давайте будем отцепляться, потому что, если я вас на буксире буду тянуть, то мы и сами не выедем, и вас не вытянем. Они вылезли и пересели в "Шишарик" (ГАЗ-66), насколько я знаю, там было 20 человек и еще 4 подсело, а буквально через 5 минут начался минометный обстрел. Мы прыгнули по машинам и поехали дальше под минами. Огонь велся непонятно откуда и как, но сразу уничтожалась крупная техника. В "Шишарик" сразу попали в кузов. Я думаю, что это был танк. А машина ехала в 5 метрах от нас, и из 24 человек я увидел только двоих: один горел, а второй весь в кровище. Остальных 22 человека, как корова языком слизала. У меня тогда такой мандраж был, сложно передать, не мог на газ давить даже. Но, в конце концов пришел в себя - и мы доехали до ближайших домов в Червоносельском. Приехали все целые, потому что наш "УАЗик" достаточно мелкий, и я вовремя съехал с дороги на обочину, поэтому машина наполовину была прикрыта с одной стороны дорогой, а с другой - полем с подсолнухами. А всю нашу крупную технику тогда положили.
В нашем отделении я сдружился с бойцом с позывным Усач, а звали его Евгений Тельнов.
Он был гранатомечтиком от Бога. Работали мы вместе: я с автоматом перемещался и выискивал цели, давал ему направление, а он по моим ориентирам лупил из гранатомета. И только мы рассредоточились по хутору, я Жене сказал, что пойду посмотрю, что там находится по левую сторону деревни. Когда пришел, увидел вражеский танк, сообщил по рации, а мне ответили, что это наша техника и ничего не предпринимайте.
Тогда я вернулся и доложил о нем командиру гранатометчиков Лермонтову, он дал добро на уничтожение. Усач "шарахнул" по этому танку, и мы быстро "сделали ноги", потому что понимали, что если он сейчас даст ответку, то от нас мокрого места не останется. Но ответа не было. Я подполз туда, смотрю, люки открыты, в танке никого нет. Но чуть правее появился второй танк. Я сообщил об этом Жене. И они вместе с Бугром с двумя гранатометами пошли атаковать этот танк. Ребята с первого выстрела подожгли его. Он включил заднюю передачу и начал от них драпать, а они за ним погнались, как за зайцем. Я поржал от души, когда наблюдал за этой охотой.
Первый танк я пытался завести, но с него стравили кислород, и без давления запустить машину было невозможно.
Мы с Усачом решили остаться возле него - там было достаточно безопасно, потому что по хутору очень сильно лупили из минометов. Вдруг я увидел, что нас в метрах 400-500 по левой стороне обходит БМДха. Она скрылась за бугром, и было видно по дыму, что остановилась за кустами. Тогда я сказал Жене: "Ну что хотел пострелять? Пошли жахнем!"
Мы решили обойти эту БМД с тыла и втихую подстрелить. Пока шли, я размышлял, что 100%, если там бронетехника, то их прикрывает пехота. Но у меня уже тогда было устойчивое ощущение, что из окружения нам все равно не выйти. Ведь всем сообщили, что мы в тройном кольце и до позиций нашей армии - 35 км. Поэтому у меня не было страха, просто хотелось что-то предпринимать, чтоб не просто так все закончилось. Никакой пехоты и прикрытия у той БМД не оказалось, но вся фишка в том, что мы шли дубасить одну машину, а их оказалось две.
С левой стороны - закрытая БМД, из пулемета простреливает территорию, а с другой - боевики, как на курорте: сидят по-походному, что-то там друг с другом еще "лялякают". Женя лежал в траве, и мы договорились, что он технику поражает, а всю зачистку буду делать я, то есть он должен был дубасить левую машину с гранатомета, а я с правыми "общаться" автоматом. И получилось, что одну БМД мы подожгли, а вторую захватили. А боевики, они как гуси перепуганные, - реального сопротивления не оказали. Я одного убил, одного ранил, а третий скрылся.
БМД мы не забрали - не смогли завести. Плюнули на нее, решили, что за ней приведем кого-то из наших. А раненого взяли в плен. Он оказался 22-летним россиянином, контрактником из Калининградской области. Но интересно, что когда я к нему подошел и увидел, что он живой, то навел на него автомат и первое, что он сказал: "Не стреляй, мы же братья!" Я говорю, какой ты, бл#дь, мне брат? Ты пришел на мою землю, в меня стрелять!"
БМД нашим парням так и не удалось завести, в конце концов, мы ее тоже подожгли и ушли. Не успели вернуться на хутор, как с другой стороны по нашим позициям в упор начал стрелять танк. И мы с Женей решили идти "бабахать" и его.
Подкрались практически вплотную, насколько можно было подкрасться. Но в этот момент начались мирные переговоры, которые предложили россияне, и мы остановились. Прождали какое-то время, а потом решили отходить, потому что команд не было, а чем наша самодеятельность могла закончиться - непонятно. Но как только мы вернулись назад, оказалось, что основная масса людей решили сдаваться в плен. Мы с Женей были против этого и вплоть до того момента, когда приехало два вражеских БТРа и тентованый Камаз, чтоб забирать пленных, мы находились рядом с нашими ребятами. А потом решили уходить.
Выход из окружения
Спустились вниз к подбитому танку. Там увидели еще наших бойцов, к вечеру нас собралось 12 человек. Но из-за разногласий в группе, мы с Усачом решили идти вдвоем.. Женя - человек бесшабашный, я - более осторожный, а главное, что мы друг другу доверяли. Ребята нам просто пальцем показали, куда надо идти. Ни приборов, ни карт, ничего у нас не было.
Первую ночь шли полями, ночевали в кукурузе. Холод был жуткий. Правда, на вторую ночь мы все равно разделились, опять таки разошлись во мнениях.
Женя выбрался очень интересно, как рассказал потом. Мы с ним расстались где-то часов в 12, а в часа 4 утра он уже добрался до дороги, переночевал прямо в кювете на обочине. Утром поймал попутку и доехал до Курахово.
У меня все произошло сложнее. Я вышел случайно на российскую базу. Через которую пробирался порядка 5-6 часов. Там находилась тяжелая артиллерия, я видел специально сооруженные площадки для "Градов" - что-то вроде курганов, на которых выровнена вершина. Таких точек я видел две. Вся территория - вдоль и поперек в окопах, блиндажах, везде сидели солдаты. Я был в бронежилете, каске, с полным обмундированием. Несколько раз мне даже буквально через головы российских военнослужащих приходилось переступать. Они сидели и наблюдали в свои тепловизоры, а я по верху проходил. Меня и слышали и видели, но, скорее всего, просто не понимали, что это кто-то не свой - ведь это, по сути, нелепо. И ни одного вопроса мне никто не задал. А у меня рожки торчали перемотанные желтым скотчем, на спине было написано батальон "Донбасс". Спасало одно, что ночь и не видно, поэтому у меня была одна мысль - лишь бы выйти до утра.
Я воевал в кроссовках, потому что удобнее всего было перемещаться, они были тоненькие на кожаной подошве, но когда я выходил по полям, я разбил себе ноги в хлам. Последние километры, шел, что называется, "на жилах". Терпеть было невозможно. Ночью я звонил маме из кукурузы, и говорил ей, что все в порядке. Она ведь слышала новости, плакала, спрашивала, что и как. А я сказал, что выхожу из окружения и скоро буду дома.
С территории базы я вышел где-то за полчаса до рассвета, а еще через час в Новозарьевку. Куда дальше идти у меня не было ни малейшего понятия, поэтому я включил телефон, набрал своего товарища Луганя, а он как раз находился в штабе. Оттуда меня сориентировали, что выходить надо в Комсомольское, даже сказал, в каком направлении двигаться. Оказалось, что я за ночь сбился только на 4 км от верного пути. Когда я начал выходить в Комсомольское, остановилась машина, которая шла навстречу. В ней сидел молодой парень, повезло, что он был проукраински настроенным.
Он сказал мне спрятаться в посадке и что ночью вывезет меня на территорию, где можно передвигаться, потому что военкомат в Комсомольском буквально недавно взяли сепаратисты. Он таки нашел наших, и за мной приехал Красный Крест. Вскоре мы встретили наших донбассовских ребят, которые приехали забирать тех, кто выходил из окружения. Они погрузили меня в автобус, там я наконец уснул, а проснулся уже в Курахово.
После истории с Иловайском нам дали 10 дней отпуска, потом собрали на базе имени В.Терешковой в Днепропетровске. Там с какого-то перепугу меня назначили исполняющим обязанности командира роты, хотя по званию я обыкновенный младший сержант.
Но спустя какое-то время я приехал в Киев, потому что участвовал в организации, которая называлась "Справедливость". Ее организовал мой сослуживец Бишут. Изначально она создавалась, как общественная организация по контролю за действиями власти. Из батальона я не выходил, просто мы занялись другой деятельностью, пытались что-то изменить внутри страны.
Но когда снова начались активные боевые действия, я решил, что на фронте принесу больше пользы, чем здесь. Поехал в Ирпень, где как раз проходил новый набор на службу. И на сегодняшний день я считаюсь мобилизованным Нацгвардией.
Широкино. Смерть Усача
14 февраля мы прибыли в Мариуполь, переночевали и 15-го поехали в Широкино. При входе в село наша колонна сбилась с пути, и мы выехали на сепарский блокпост. Впереди шел БТР, а мы с бойцом Карпо ехали в машине с БК. И когда остановились, не было слышно звуков боя. Я предложил вылезти из машины, чтоб разобраться, почему колонна стала.
Когда вылезли из машины, стало ясно, что идет обстрел.
В кабине боец был убит, куда делись еще двое оттуда - неясно. Мы с Карпо решили остаться на месте защищать машину с боекомплектом, а его там было на все подразделение. Машины, которые шли за нами, куда-то ретировались. Но где-то минут через 15 к нам подошло подкрепление, во главе с Женей Усачом. Он тогда был командиром взвода, а я командиром отделения во взводе. Женя забрал меня с собой, и мы с ним пошли в направлении БТРа, который шел во главе колонны, проверить, остались ли там живые ребята. Их машину расстреляли в упор с гранатомета. Женя перелез через забор и пошел в поле в сторону машины, а я пошел огородами. По дороге увидел, что лежит наш парень Святослав и его перевязывают два человека. У него оторвана кисть, вся спина и ягодица в кровище. И я решил, что надо быстро найти рацию и сообщить, чтоб забрали раненого. Вернулся к машине, но она, во-первых, была под прямым огнем, а во-вторых рация была стационарная, поэтому я не стал там задерживаться, а покинул автомобиль и пошел в сторону Усача, потому что у него как у командира должна была быть рация.
Один из бойцов, которого я встретил на месте, где должен был быть Женя, сказал, что Усач ранен и показал, где он лежит. Я выглянул из-за угла дома, смотрю лежит Женя, а буквально через дорогу - толпа сепаров. Я подполз к нему, посмотрел, а он уже не дышал, сердцебиения и пульса не было.
Перед этим я получил ранение в ногу. Думал, что это просто какой-то ушиб, но когда кровь начала чвякать внутри берца, понял что ранен. И когда я подползал к Усачу, то уже еле-еле тянул за собой ноги, поэтому вытащить его оттуда у меня не было ни сил, ни возможности. Я забрал его оружие и вернулся. Через неделю Женю вывез оттуда Красный Крест.
Меня, как раненого, отправили в Мариуполь, а оттуда вертолетом в Днепропетровск.
Оказалось, что мне раздробило пальцы на левой ноге, но медики зашили так, что левая нога теперь красивее, чем правая. Я сначала думал, что мне их просто перемотают и я на следующий день пойду воевать, а не тут-то было. На ногу ступить было невозможно. И заживала она около двух месяцев.
Сейчас я перевожусь в воинскую часть 3018. Это первое в Украине экспериментальное подразделение на основе Нацгвардии, которое будет воевать по натовским стандартам.
Мне надо пройти ВВК, потому что считается, что я ограниченно годен, и в таком случае я не гожусь для спецназа, но я уверен, что переведусь в это подразделение и продолжу службу.
Я думаю, что на войне я немного расширил свое сознание. Когда я лез забирать Женю, мне пришлось ползти мимо собачьей будки. Возле нее было полно собачьего кала, а я очень брезгливый человек. Но на тот момент я мордой по этому всему сунулся, и мне было абсолютно все равно, что вокруг меня происходит. Просто есть вещи, которые ты обязан сделать, остальное - мелочи.
Я очень сожалею сейчас, что рядом нет Жени. Он стал, как часть меня, это была сильная привязанность. Но война - это не только потери. Это еще и приобретения. Именно на фронте я увидел отношения между людьми, которые невозможно разглядеть в мирной жизни. Когда люди готовы отдать последнее, что у них есть. Там ты не знаешь, что с тобой будет через 5 минут, поэтому тебе ничего не жалко. Одно время я практиковал духовные практики, так вот именно на войне я ощутил, как они работают. Там я получил то, что умом понять невозможно, только прочувствовать сердцем.
Вика Ясинская, Цензор.НЕТ
Мы шли "дубасить" одну вражескую машину, а их оказалось две. С левой стороны - закрытая БМД, из пулемета простреливает территорию, а с другой - боевики, как на курорте: сидят по-походному, что-то там друг с другом "лялякают".
Женя лежал в траве, и мы договорились, что он технику поражает, а всю зачистку буду делать я, то есть он должен был дубасить левую машину из гранатомета, а я с правыми "общаться" автоматом. И получилось, что одну БМД мы подожгли, а вторую захватили. А боевики - они, как гуси перепуганные, – реального сопротивления не оказали. Я одного убил, одного ранил, а третий скрылся.
Штурм Иловайска
Я родился и живу в Запорожье. Был частным предпринимателем и как-то спокойно ко многим событиям относился, до тех пор, пока не пришли новости, что 40 КамАЗов с боевиками пересекли нашу границу. Это был конец мая, а первого июня я уже был в Петровцах на полигоне, в числе добровольцев батальона "Донбасс".
Обучали всех одинаково, и как раз тогда, когда людей по желанию отбирали в спецвойска, я был в увольнении и не знал об этом, поэтому так и остался рядовым в учебной роте. Мы прозанимались полтора месяца, а потом начался отбор. Начальник штаба, товарищ Филин, очень "грамотно" отбирал специалистов - по размеру и возрасту. Просто выстроил всех в ряд и тыкая пальцем выбрал людей. А я и ростом не вышел, и далеко не самый молодой был среди остальных. В итоге получилось, что чуть больше 100 человек осталось вообще не при делах, в резерве. У меня, конечно, началась легкая паника, и внутри все кипело - я хочу идти защищать, а не берут. Но, в конце концов, правдами и неправдами, я попал в моторизированный взвод командиром машины. У меня опыт механика был со времен срочной армии, тогда я был танкистом.
17 июля мы поехали в Артемовск. Сначала мы делали передвижные блокпосты, ездили на БРДМе, который не был ничем укомплектован, я называл эту машину бронированное "такси". Принимали участие во взятии Попасной и Лисичанска, но там мы были, скорее, угрожающей массой. В боях проявились другие ребята.
Из Лисичанска нас отправили в Курахово. Там мы переночевали, а утром нам сказали взять с собой сухпайки на одни сутки. Остановились на перевалочной базе, и половина ребят осталась на месте, а половина отправилась в сторону Иловайска. Мы как бронетехника поехали в числе первых. Но нашу машину так ничем и не укомплектовали. Хотя у нас уже было отжато оружие: "Утесы", пулеметы, АГСы, то есть что-нибудь можно было поставить. Но Филин сказал, что машина не штатная, подаренная и на нее ничего ставить нельзя.
В составе колонны доехали до Грабского. Там стояли ребята артиллеристы и минометчки из 24-й бригады, у которых из 100 человек осталось 20. Когда они нас увидели, просто выдохнули: "Фух, мы хоть дышать начали теперь, а то думали, что нам уже конец". В Грабском мы переночевали. А когда к нам подтянулись остальные, начали зачищать село. Управились к вечеру и в тот же день попали на окраину Иловайска. Ориентировочно это было в районе 17 августа. Всем основным составом расположились на территории школы.
Поначалу все было тихо и спокойно. С утра люди вразвалочку по территории ходили, кто кофе пил, кто еще чем-то был занят,и в этот момент начался минометный обстрел. Успели укрыться и погибших, слава Богу, не было, только раненые и контуженные. Почему-то сразу после обстрела не было никаких распоряжений строить укрепления. А днем позже рота охраны начала на всех подъездных дорогах к школе выставлять блокпосты.
И где-то числа 19 мы пошли на штурм города через пешеходный мост, на сторону сепаратистов. К этому времени я уже переговорил со своим командиром взвода, и он дал мне добро перейти в штурмовое подразделение. Мне не хотелось просто сидеть в школе и охранять кукурузу. Я подошел к Скифу, он на тот момент был исполняющим обязанности командира роты разведки, и он взял меня к себе, но в этот же день погиб.
Когда мы перешли через пешеходный мост, с нами были ребята из Грабского на БМД-2. Но они не могли нас никак поддержать, потому что мост пешеходный, и по нему невозможно было проехать. Поэтому мы пошли пешим порядком, без прикрытия. Как только перешли на ту сторону, нас заметили сепаратисты и перпендикулярно к нам из переулка выскочил "УАЗик" с российскими бойцами. У них был гранатомет в кузове, но они не успели им воспользоваться, потому что наши сразу туда влупили со всех стволов и разнесли их в "лапшу". Мы продвинулись чуть дальше, и буквально метров через 250 нам навстречу выехала "Газель". Когда мы ее остановили, люди, которые в ней находились, спокойно вышли, не подозревая, что их останавливает противник.
Семерых человек, которые были в машине, мы взяли в плен. И в этот момент ранили в колено нашего Олега, позывной Безымянный, (он до сих пор лежит в госпитале с ранением и не может толком ходить). Поскольку его надо было на чем-то вывозить, я сел за руль захваченной "Газели". И с того момента вышло так, что в этом бою всех раненых и убитых вывозил я. Привозил к мосту, а по нему ребят выносили на руках.
У нас тогда завязался конкретный бой. Но самые большие потери нанес сепарский снайпер. Всего на ту сторону нас пошло около 70 человек, погибло трое, сколько раненых - я даже не могу сказать, потому что не считал, но много. Приходилось активно и перевязывать, и тягать, и вывозить. Именно там я понял, что команды командами, а свою голову надо на плечах иметь. Был такой момент, когда я подъехал и мне говорят: "Езжай вон туда, там есть раненые, надо забрать". А этот пятак, где мне надо было проехать, простреливался снайпером. Я - не самоубийца, поэтому немного подумал, и нашел другой путь - через пересеченную местность, по кочкам. Еще и раскачивался со стороны в сторону, пока ехал, думал: "Хрен, ты в меня попадешь!" В общем, как-то, с Божьей помощью, я проскочил. Подъехал к нашим ребятам, которые стояли, укрывшись за зданием, в зоне, которая не простреливалась. Оттуда вытащили погибших Шульца, Скифа и пару раненых ребят. Это была уже где-то третья или четвертая ходка.
Я считаю, что эта "Газель" - просто подарок судьбы. Если бы не она, масса ребят там бы и остались. В машине все стекла были прострелены. Был такой момент, что вместо меня за руль сел парень, который решил проскочить напрямую. И его сразу ранил снайпер в челюсть. Слава Богу, он остался жив, сумел вернуться. Его я тоже вывез. После моей последней ходки наши уже начали отходить.
Суть этого наступления была захватить территорию, закрепиться. Параллельно с нами должны были наступать ребята еще с других сторон. И все это должно было происходить одновременно, но этого не случилось. Получилась единичная атака, и со всего города на нашу сторону начали выдвигаться боевики. Мы выходили под очень плотным огнем и выбрались очень вовремя, потому что нас зажали со всех сторон. Когда вышли, я еще часа 2 или 3 ходил в бронежилете, в каске, на адреналине, и полностью весь в кровище, потому что много ребят перетягал.
Захват вражеских БМД
После этого похода, наконец-то нам сказали рассредоточиться по селу, чтоб мы не сидели, как бараны в одном месте, а распределились. Мы перекрыли все подступы и поле. Я выкопал себе окоп, блиндаж, перекрылся там шпалами в 2 наката. Где-то пару дней мы там посидели, и тут нам отдали приказ бросить позиции и вернуться всем в школу. Приказ непонятный, но приказ есть приказ.
А потом пошли разговоры о том, что нам дают зеленый коридор. И где-то числа 29-го мы начали выходить. Я сел за руль "УАЗика", со мной было еще 5 человек. Мы выдвинулись с колонной по направлению на выход. Проехали буквально метров 300 и увидели на обочине легковую машину. Ребята заглохли и голосовали. Я взял их на буксир и доехал до Многополья. Когда нам дали команду спешиться, у меня было какое-то странное ощущение, что не пройдет все гладко. Я сказал ребятам, что давайте будем отцепляться, потому что, если я вас на буксире буду тянуть, то мы и сами не выедем, и вас не вытянем. Они вылезли и пересели в "Шишарик" (ГАЗ-66), насколько я знаю, там было 20 человек и еще 4 подсело, а буквально через 5 минут начался минометный обстрел. Мы прыгнули по машинам и поехали дальше под минами. Огонь велся непонятно откуда и как, но сразу уничтожалась крупная техника. В "Шишарик" сразу попали в кузов. Я думаю, что это был танк. А машина ехала в 5 метрах от нас, и из 24 человек я увидел только двоих: один горел, а второй весь в кровище. Остальных 22 человека, как корова языком слизала. У меня тогда такой мандраж был, сложно передать, не мог на газ давить даже. Но, в конце концов пришел в себя - и мы доехали до ближайших домов в Червоносельском. Приехали все целые, потому что наш "УАЗик" достаточно мелкий, и я вовремя съехал с дороги на обочину, поэтому машина наполовину была прикрыта с одной стороны дорогой, а с другой - полем с подсолнухами. А всю нашу крупную технику тогда положили.
В нашем отделении я сдружился с бойцом с позывным Усач, а звали его Евгений Тельнов.
Он был гранатомечтиком от Бога. Работали мы вместе: я с автоматом перемещался и выискивал цели, давал ему направление, а он по моим ориентирам лупил из гранатомета. И только мы рассредоточились по хутору, я Жене сказал, что пойду посмотрю, что там находится по левую сторону деревни. Когда пришел, увидел вражеский танк, сообщил по рации, а мне ответили, что это наша техника и ничего не предпринимайте.
Тогда я вернулся и доложил о нем командиру гранатометчиков Лермонтову, он дал добро на уничтожение. Усач "шарахнул" по этому танку, и мы быстро "сделали ноги", потому что понимали, что если он сейчас даст ответку, то от нас мокрого места не останется. Но ответа не было. Я подполз туда, смотрю, люки открыты, в танке никого нет. Но чуть правее появился второй танк. Я сообщил об этом Жене. И они вместе с Бугром с двумя гранатометами пошли атаковать этот танк. Ребята с первого выстрела подожгли его. Он включил заднюю передачу и начал от них драпать, а они за ним погнались, как за зайцем. Я поржал от души, когда наблюдал за этой охотой.
Первый танк я пытался завести, но с него стравили кислород, и без давления запустить машину было невозможно.
Мы с Усачом решили остаться возле него - там было достаточно безопасно, потому что по хутору очень сильно лупили из минометов. Вдруг я увидел, что нас в метрах 400-500 по левой стороне обходит БМДха. Она скрылась за бугром, и было видно по дыму, что остановилась за кустами. Тогда я сказал Жене: "Ну что хотел пострелять? Пошли жахнем!"
Мы решили обойти эту БМД с тыла и втихую подстрелить. Пока шли, я размышлял, что 100%, если там бронетехника, то их прикрывает пехота. Но у меня уже тогда было устойчивое ощущение, что из окружения нам все равно не выйти. Ведь всем сообщили, что мы в тройном кольце и до позиций нашей армии - 35 км. Поэтому у меня не было страха, просто хотелось что-то предпринимать, чтоб не просто так все закончилось. Никакой пехоты и прикрытия у той БМД не оказалось, но вся фишка в том, что мы шли дубасить одну машину, а их оказалось две.
С левой стороны - закрытая БМД, из пулемета простреливает территорию, а с другой - боевики, как на курорте: сидят по-походному, что-то там друг с другом еще "лялякают". Женя лежал в траве, и мы договорились, что он технику поражает, а всю зачистку буду делать я, то есть он должен был дубасить левую машину с гранатомета, а я с правыми "общаться" автоматом. И получилось, что одну БМД мы подожгли, а вторую захватили. А боевики, они как гуси перепуганные, - реального сопротивления не оказали. Я одного убил, одного ранил, а третий скрылся.
БМД мы не забрали - не смогли завести. Плюнули на нее, решили, что за ней приведем кого-то из наших. А раненого взяли в плен. Он оказался 22-летним россиянином, контрактником из Калининградской области. Но интересно, что когда я к нему подошел и увидел, что он живой, то навел на него автомат и первое, что он сказал: "Не стреляй, мы же братья!" Я говорю, какой ты, бл#дь, мне брат? Ты пришел на мою землю, в меня стрелять!"
БМД нашим парням так и не удалось завести, в конце концов, мы ее тоже подожгли и ушли. Не успели вернуться на хутор, как с другой стороны по нашим позициям в упор начал стрелять танк. И мы с Женей решили идти "бабахать" и его.
Подкрались практически вплотную, насколько можно было подкрасться. Но в этот момент начались мирные переговоры, которые предложили россияне, и мы остановились. Прождали какое-то время, а потом решили отходить, потому что команд не было, а чем наша самодеятельность могла закончиться - непонятно. Но как только мы вернулись назад, оказалось, что основная масса людей решили сдаваться в плен. Мы с Женей были против этого и вплоть до того момента, когда приехало два вражеских БТРа и тентованый Камаз, чтоб забирать пленных, мы находились рядом с нашими ребятами. А потом решили уходить.
Выход из окружения
Спустились вниз к подбитому танку. Там увидели еще наших бойцов, к вечеру нас собралось 12 человек. Но из-за разногласий в группе, мы с Усачом решили идти вдвоем.. Женя - человек бесшабашный, я - более осторожный, а главное, что мы друг другу доверяли. Ребята нам просто пальцем показали, куда надо идти. Ни приборов, ни карт, ничего у нас не было.
Первую ночь шли полями, ночевали в кукурузе. Холод был жуткий. Правда, на вторую ночь мы все равно разделились, опять таки разошлись во мнениях.
Женя выбрался очень интересно, как рассказал потом. Мы с ним расстались где-то часов в 12, а в часа 4 утра он уже добрался до дороги, переночевал прямо в кювете на обочине. Утром поймал попутку и доехал до Курахово.
У меня все произошло сложнее. Я вышел случайно на российскую базу. Через которую пробирался порядка 5-6 часов. Там находилась тяжелая артиллерия, я видел специально сооруженные площадки для "Градов" - что-то вроде курганов, на которых выровнена вершина. Таких точек я видел две. Вся территория - вдоль и поперек в окопах, блиндажах, везде сидели солдаты. Я был в бронежилете, каске, с полным обмундированием. Несколько раз мне даже буквально через головы российских военнослужащих приходилось переступать. Они сидели и наблюдали в свои тепловизоры, а я по верху проходил. Меня и слышали и видели, но, скорее всего, просто не понимали, что это кто-то не свой - ведь это, по сути, нелепо. И ни одного вопроса мне никто не задал. А у меня рожки торчали перемотанные желтым скотчем, на спине было написано батальон "Донбасс". Спасало одно, что ночь и не видно, поэтому у меня была одна мысль - лишь бы выйти до утра.
Я воевал в кроссовках, потому что удобнее всего было перемещаться, они были тоненькие на кожаной подошве, но когда я выходил по полям, я разбил себе ноги в хлам. Последние километры, шел, что называется, "на жилах". Терпеть было невозможно. Ночью я звонил маме из кукурузы, и говорил ей, что все в порядке. Она ведь слышала новости, плакала, спрашивала, что и как. А я сказал, что выхожу из окружения и скоро буду дома.
С территории базы я вышел где-то за полчаса до рассвета, а еще через час в Новозарьевку. Куда дальше идти у меня не было ни малейшего понятия, поэтому я включил телефон, набрал своего товарища Луганя, а он как раз находился в штабе. Оттуда меня сориентировали, что выходить надо в Комсомольское, даже сказал, в каком направлении двигаться. Оказалось, что я за ночь сбился только на 4 км от верного пути. Когда я начал выходить в Комсомольское, остановилась машина, которая шла навстречу. В ней сидел молодой парень, повезло, что он был проукраински настроенным.
Он сказал мне спрятаться в посадке и что ночью вывезет меня на территорию, где можно передвигаться, потому что военкомат в Комсомольском буквально недавно взяли сепаратисты. Он таки нашел наших, и за мной приехал Красный Крест. Вскоре мы встретили наших донбассовских ребят, которые приехали забирать тех, кто выходил из окружения. Они погрузили меня в автобус, там я наконец уснул, а проснулся уже в Курахово.
После истории с Иловайском нам дали 10 дней отпуска, потом собрали на базе имени В.Терешковой в Днепропетровске. Там с какого-то перепугу меня назначили исполняющим обязанности командира роты, хотя по званию я обыкновенный младший сержант.
Но спустя какое-то время я приехал в Киев, потому что участвовал в организации, которая называлась "Справедливость". Ее организовал мой сослуживец Бишут. Изначально она создавалась, как общественная организация по контролю за действиями власти. Из батальона я не выходил, просто мы занялись другой деятельностью, пытались что-то изменить внутри страны.
Но когда снова начались активные боевые действия, я решил, что на фронте принесу больше пользы, чем здесь. Поехал в Ирпень, где как раз проходил новый набор на службу. И на сегодняшний день я считаюсь мобилизованным Нацгвардией.
Широкино. Смерть Усача
14 февраля мы прибыли в Мариуполь, переночевали и 15-го поехали в Широкино. При входе в село наша колонна сбилась с пути, и мы выехали на сепарский блокпост. Впереди шел БТР, а мы с бойцом Карпо ехали в машине с БК. И когда остановились, не было слышно звуков боя. Я предложил вылезти из машины, чтоб разобраться, почему колонна стала.
Когда вылезли из машины, стало ясно, что идет обстрел.
В кабине боец был убит, куда делись еще двое оттуда - неясно. Мы с Карпо решили остаться на месте защищать машину с боекомплектом, а его там было на все подразделение. Машины, которые шли за нами, куда-то ретировались. Но где-то минут через 15 к нам подошло подкрепление, во главе с Женей Усачом. Он тогда был командиром взвода, а я командиром отделения во взводе. Женя забрал меня с собой, и мы с ним пошли в направлении БТРа, который шел во главе колонны, проверить, остались ли там живые ребята. Их машину расстреляли в упор с гранатомета. Женя перелез через забор и пошел в поле в сторону машины, а я пошел огородами. По дороге увидел, что лежит наш парень Святослав и его перевязывают два человека. У него оторвана кисть, вся спина и ягодица в кровище. И я решил, что надо быстро найти рацию и сообщить, чтоб забрали раненого. Вернулся к машине, но она, во-первых, была под прямым огнем, а во-вторых рация была стационарная, поэтому я не стал там задерживаться, а покинул автомобиль и пошел в сторону Усача, потому что у него как у командира должна была быть рация.
Один из бойцов, которого я встретил на месте, где должен был быть Женя, сказал, что Усач ранен и показал, где он лежит. Я выглянул из-за угла дома, смотрю лежит Женя, а буквально через дорогу - толпа сепаров. Я подполз к нему, посмотрел, а он уже не дышал, сердцебиения и пульса не было.
Перед этим я получил ранение в ногу. Думал, что это просто какой-то ушиб, но когда кровь начала чвякать внутри берца, понял что ранен. И когда я подползал к Усачу, то уже еле-еле тянул за собой ноги, поэтому вытащить его оттуда у меня не было ни сил, ни возможности. Я забрал его оружие и вернулся. Через неделю Женю вывез оттуда Красный Крест.
Меня, как раненого, отправили в Мариуполь, а оттуда вертолетом в Днепропетровск.
Оказалось, что мне раздробило пальцы на левой ноге, но медики зашили так, что левая нога теперь красивее, чем правая. Я сначала думал, что мне их просто перемотают и я на следующий день пойду воевать, а не тут-то было. На ногу ступить было невозможно. И заживала она около двух месяцев.
Сейчас я перевожусь в воинскую часть 3018. Это первое в Украине экспериментальное подразделение на основе Нацгвардии, которое будет воевать по натовским стандартам.
Мне надо пройти ВВК, потому что считается, что я ограниченно годен, и в таком случае я не гожусь для спецназа, но я уверен, что переведусь в это подразделение и продолжу службу.
Я думаю, что на войне я немного расширил свое сознание. Когда я лез забирать Женю, мне пришлось ползти мимо собачьей будки. Возле нее было полно собачьего кала, а я очень брезгливый человек. Но на тот момент я мордой по этому всему сунулся, и мне было абсолютно все равно, что вокруг меня происходит. Просто есть вещи, которые ты обязан сделать, остальное - мелочи.
Я очень сожалею сейчас, что рядом нет Жени. Он стал, как часть меня, это была сильная привязанность. Но война - это не только потери. Это еще и приобретения. Именно на фронте я увидел отношения между людьми, которые невозможно разглядеть в мирной жизни. Когда люди готовы отдать последнее, что у них есть. Там ты не знаешь, что с тобой будет через 5 минут, поэтому тебе ничего не жалко. Одно время я практиковал духовные практики, так вот именно на войне я ощутил, как они работают. Там я получил то, что умом понять невозможно, только прочувствовать сердцем.
Вика Ясинская, Цензор.НЕТ
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą