Dienoraščiai. Записки литовского поэта по путешествию деоккупированной Киевщиной

Светящаяся тьма. Записки литовского поэта по путешествию деоккупированной Киевщиной

Марюс Бурокас, поэт, переводчик

26 марта 2023 life.pravda

Марюс Бурокас – один из инициаторов создания волонтерского центра, занимающегося сбором помощи для Украины, на базе Литературного фонда Союза писателей Литвы. Вместе с коллегами и соинициаторами центра Лауринасом Каткусом и Донатасом Петрошюсом неоднократно приезжал в Украину. Этот эссей он написан после посещения Киева и области в декабре прошлого года. В поездке его сопровождали члены Украинского ПЭН, в частности Екатерина Михалицына , о которой Марюс упоминает дальше. Екатерина перевела для УП. Жизнь эссей Марюса с литовской, который был впервые опубликован  в журнале "Penkiolika" в этом февраля.

***

Даже наша тьма другая.
Темнота наша такая, что можно ее ножом нарезать и кормить.
кормить наших немощных, уединенных, изуродованных, изгнанных, уставших.

Остап Сливинский

Мы во дворе обстрелянной и сожженной ирпинской многоэтажки. Екатерина наклоняется и поднимает с мокрого асфальта разбитый школьный глобус. "Это мой мир", – говорит.

Нельзя так начинать эссе или тексты. Как-то слишком сентиментально. Манипулятивно. Однако мне не удается написать что-нибудь красивое, приглаженное. Я просто свидетельствую о том, что увидел. И да будет так.

Фото Екатерины Михалицыной, Ирпень, декабрь 2022

Не думал, что Ирпень так велик. И что здесь так хорошо: сосновые леса, холмы, река. Мы стоим у разрушенного моста, под которым от российских обстрелов скрывались сотни людей. Рядом турецкие строители уже начали строить новый. Этот, развалившийся, останется здесь как память. Делаю фото и тут же понимаю бесполезность этого действия. Проходим здание, кажется, бывший дом культуры. В разбитом окне видна аккуратно развешенная концертная одежда.

Кладбище сожженных и расстрелянных автомобилей (на дверях нескольких из них надпись "Смерть мародерам"). Разрушенный стадион. На стене нарисовано аистое гнездо и птицы в нем пронизаны пулями и осколками. Фундамент крупного обгоревшего торгового центра. Открытка памяти из ада. Так больно, что тяжело дышать.

Фото Екатерины Михалицыной, Ирпень, декабрь 2022 года.

Стоим среди разрушенных ирпинских многоэтажек, смотрим, как местный коммунальщик измеряет ярко-желтым метром граффити Бэнкси на стене.

"И что вы с этим будете делать?" – "Не знаю, что-нибудь придумаем. Дом придется снести, но этот кусок стены мы как-то здесь и оставим".

Сирены воздушной тревоги призывают перейти в укрытие. "Может, если вам не страшно, мы таки поедем дальше?" – предлагают наши украинские спутники, привыкшие к сиренам и тревогам. И мы уезжаем.

Разрушен Романовский мост через реку Ирпень, декабрь, 2022. Фото Екатерины Михалицыной

Центральная площадь Бородянки неуютна, обдувана ветрами. Сквозь прострел в бронзовой голове Тараса Шевченко просвечивает низкое серое небо. Люди двигаются как в замедленной съемке. Все звуки отключены. С одной стороны площади стоят сожженные и уничтоженные жилые дома. Единственные яркие цвета – перемерзшие кисти калины и ярко-голубой экскаватор, разваливающий один из расстрелянных домов.

Подходим поближе – на деревьях висят откинутые взрывной волной шторы, детские одеяла, одежда. Кто-то показывает на квартиру, где был всем известен шкафчик с керамическим петушком. Крыша, с которой сняли уцелевшего кота. На полуразрушенной стене темнеет еще одно граффити Бэнкси, которое стоит столько, что за эти деньги можно было бы, пожалуй, отстроить весь центр Бородянки.

Фото Екатерины Михалицыной из Бородянки, декабрь, 2022

Едем из Ирпеня в Бучу, заглядываю в телефон и вижу новость: "На Херсонщине нашли помещение, где содержали и пытали детей" . Быстро отворачиваюсь, чтобы сидящая рядом Екатерина не заметила. Боюсь, что для нее это будет слишком. По крайней мере, сейчас.

Въезжаем в Бучу в сумерках, возвращаем прямо в церковь, возле которой во время оккупации массово хоронили людей – тела уже эксгумированы и перезахоронены, на том месте лишь скромный крест и цветы. Впоследствии здесь будет установлен памятный знак. Внутри церкви темно, звонко и холодно (нет электричества). Наши налобные фонарики выхватывают из тьмы фотографии черных мешков, лица расстрелянных местных, чью-то руку, сдерживающую над песчаной могилой. Чувствую себя так, будто завис в ужасном вневременном пространстве, которому нет конца. Слезы сжимают горло. Говорит только Михайлина, заместитель мэра Бучи, которая нас здесь встретила, остальные молчат.

Фото Екатерины Михалицыной из киевского Музея Ханенко, декабрь, 2022 год

Киев. Переходим перекресток и площадь, куда 10 октября попали российские ракеты. Теперь от них не видно ни следа. На детской площадке, где еще несколько месяцев назад зияла яма, снова играют дети – смотрю на них с ужасом, тревогой и восторгом. Небо чистое, солнечное. Окна домов вокруг либо новые, либо еще не заменены – стекла заслонены фанерой и деревянными панелями. Здесь так спокойно, что становится неуютно.

Марюс Бурокас на фото Берты Тильмантайте

Киев. Национальный художественный музей имени Богдана и Варвары Ханенко. Здесь хранилась одна из самых ценных в стране коллекций европейского, азиатского, древнего и древнеегипетского искусства. Совсем рядом с музеем прилетела российская ракета, однако коллекцию эвакуировали заранее. Идем по пустым залам музея, где остались только подписи к работам и витрине. На подоконнике лежит вырванный взрывной волной старинный оконный замок. Куратор с пылом рассказывает нам историю музея, объясняет, что и где было выставлено. Все это длится больше часа, и для меня это – самая концептуальная из возможных экскурсий. О том, чего здесь нет (к счастью, временно).

"Люди все равно приходят, – говорит кураторша. – Наши постоянные посетители. Им это нужно – говорить, быть здесь, повторять привычные ежедневные ритуалы. И мы их принимаем. Устраиваем чаепитие".

Выходим из музея в залитый солнцем внутренний дворик. Повсюду на стенах – мозаика художника Василия Овчинникова. Огромная картина "Мадонна Украины" – женщина в национальном костюме кормит грудью младенца.

*

Мы так и не увидели Днепра. Смотрели с киевских холмов в густую тьму, где должна быть река. Чем дальше от центра, тем гуще становилась тьма. Новые районы почти без света, улицы тихие и пустые.

В центре все же тьма даже уютная: проходишь тени людей, ориентируешься на едва освещенные окна бара, банкомат или ярче свет – магазин, где работает более мощный генератор. Прохожие кажутся достойными, голоса звучат громче.

Днем, конечно, здесь все иначе, и город все равно спокойный, настороженный, внимательный, готовый ко всему. Почти обычное, обыденное. К сигналу сирены.

*

Это стихотворение Остапа Сливинского я прочту уже дома:

"Когда гаснет последний огонек, тьма наша сама начинает светиться, светом из ниоткуда, ровным, как голос.
В темноте нашей еще лучше слышны крики убитых, истязущих, всех призывающих к мести.
Ее нельзя против нас вернуть."

*

На обратном пути заезжаем в Варшаву. Как здесь ярко! Все вокруг мигает и мерцает. А в моей памяти вспыхивают звезды, сияющие над окутанным тьмой трехмиллионным Киевом.