Мнения. Чем республика лучше демократии
Владислав Иноземцев 01:02 Republic
Провозглашение Итальянской Республики, 1946.
Фото: Gamma-Keystone / Getty Images
Может показаться, что я пренебрегаю «бритвой Оккама», пытаясь объяснить нечто простое и понятное довольно сложно, но мне трудно преодолеть впечатление, что широко признанное в цивилизованном мире понятие почти исчезло в России не без веских к тому причин. Если вспомнить античные политические теории, то в них изначально присутствовал другой термин, а именно – демократия; причем, что характерно, таковая воспринималась не как естественная форма правления, а как один из элементов вечного круговорота. По Платону, демократия устанавливается через несколько итераций после аристократической власти – и затем сменяется тиранией. Более «гуманный» Аристотель вставлял между этими типами государства монархию, но конечного пункта в виде тирании не отрицал. Полибий позже внес и свой вклад, добавив, что непосредственно сменяющей демократию формой является охлократия, власть толпы, но при этом в остальном полностью солидаризовался с предшественниками. Собственно говоря, именно этот транзит мы и наблюдаем в России на протяжении последней четверти века (историческое время сжимается, не так ли?) – и потому совершенно логично, что о демократии (необратимо ушедшей до нового «длинного цикла») мы с ненавистью или воздыханиями вспоминаем почти каждый день, а о республике – практически никогда.
Между тем республика, в своем классическом виде появившаяся в античной Италии, стала той формой правления, которая, не будучи отмеченной в трудах Стагирита, сменила именно монархию и затем крушила ее на всех континентах на протяжении двух с половиной тысяч лет. Она, замечу, принесла в мир два совершенно новых понятия – право и гражданство. Мы и по сей день восхищаемся греческой культурой: строгостью колонн и портиков, изяществом статуй, мифологией и драмой, поэзией и спортом. Однако многие ли вспомнят сейчас какие-то греческие законы? Знаем ли мы примеры, как жители тех же Афин поднимались против очередного тирана? Зато римское право стало базой всей европейской континентальной юриспруденции вплоть до сегодняшнего дня; образ Брута, убившего узурпатора, уступал в европейской живописи начала Нового времени только Иисусу; гражданские войны, которые велись не столько за территории и богатство, сколько за принципы и идеи, стали предтечей европейских революций. Республика в основе своей ставила акцент на гражданственности и служении обществу, в то время как демократия, возродившаяся в Европе намного позже, – на примате индивидуального интереса и четком отделении публичного от частного. И именно поэтому идея демократии (в самых разных ее видах – вплоть до «нелиберальной», «суверенной», «совещательной» и какой угодно другой) в наши дни принимается всюду, в то время как отношение к ценностям республиканства остается намного более настороженным.
«Я не демократ, – заявил однажды один из величайших социологов ХХ века, Даниел Белл. – Я не верю в демократию. Я верю в свободу и права. Свобода предшествует демократии и предполагает наличие у человека неотчуждаемых прав» (Белл Даниел, Иноземцев Владислав. Эпоха разобщенности: размышления о мире XXI века. Москва, 2007, с. 121). Я с этим полностью согласен. Демократия никогда не была инструментом, препятствовавшим становлению авторитарных и диктаторских режимов. Недавняя российская история, как бы это ни было неприятно многим ее участникам, отчетливо свидетельствует именно об этом. Демократия не более чем политическая процедура, тогда как республиканство – скорее политическая идентичность. И так как в постперестроечной России никакой подобной идентичности не существовало, а переход к более совершенному обществу казался простым и безоблачным, отечественные «демократы» предпочли сосредоточиться именно на демократии – и совершенно естественным образом получили то, что мы сегодня имеем.
Обращение к идеалам республики – естественный шаг для тех, кто видит в себе граждан и стремится избавиться от тирании, безотносительно к тому, является она диктатурой одного человека или молчаливого большинства. В любом обществе, где имеется в достатке произвола и популизма, но ощущается дефицит свободы и права, республиканские идеи имеют широкую почву для своего распространения. Свобода и право – важнейшие условия для современного успешного развития, агрессивно отрицающие «стабильность» и «равенство» (возможно, совершенно неслучайно на гербе самого карикатурного с точки зрения экономического и социального развития государства Евросоюза начертано «Ελληνικη δημοκρατια», в то время как на флаге самого успешного штата США мы видим слова «California Republic»). И я убежден, что рано или поздно в России вызреет запрос именно на республиканскую идею и раскинувшаяся на просторах целого континента Российская республика станет не менее успешной, чем другая континентальная сверхдержава.
Но коль скоро проект Republic.ru не является сугубо политическим, невозможно не вспомнить другое содержание слова, которое, быть может, тоже вдохновит создателей и авторов вашего портала. В 1417 году, почти шестьсот лет назад и за столетие до начала европейской Реформации, известный венецианский гуманист, политик и дипломат Франческо Барбаро написал, что видит идеальный путь к справедливому обществу не через войну и насилие, а через преобразование человечества, объединенного в сообщество единомышленников, названное им Respublica literaria. Двести семьдесят лет спустя первый энциклопедист Нового времени Пьер Бейль начал редактировать в Париже журнал Nouvelles de la république des lettres, который, по консенсусному ныне мнению, стал предтечей и родоначальником европейского Просвещения, изменившего наш мир силой слова больше, чем это было сделано в любую иную эпоху в любом другом регионе мира – и потому для свободомыслящих интеллектуалов слово «республика» преисполнено сразу нескольких смыслов, причем сложно даже сказать, какой из них является более глубоким и позитивным.
Владислав Иноземцев
Доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества
Владислав Иноземцев 01:02 Republic
Фото: Gamma-Keystone / Getty Images
Может показаться, что я пренебрегаю «бритвой Оккама», пытаясь объяснить нечто простое и понятное довольно сложно, но мне трудно преодолеть впечатление, что широко признанное в цивилизованном мире понятие почти исчезло в России не без веских к тому причин. Если вспомнить античные политические теории, то в них изначально присутствовал другой термин, а именно – демократия; причем, что характерно, таковая воспринималась не как естественная форма правления, а как один из элементов вечного круговорота. По Платону, демократия устанавливается через несколько итераций после аристократической власти – и затем сменяется тиранией. Более «гуманный» Аристотель вставлял между этими типами государства монархию, но конечного пункта в виде тирании не отрицал. Полибий позже внес и свой вклад, добавив, что непосредственно сменяющей демократию формой является охлократия, власть толпы, но при этом в остальном полностью солидаризовался с предшественниками. Собственно говоря, именно этот транзит мы и наблюдаем в России на протяжении последней четверти века (историческое время сжимается, не так ли?) – и потому совершенно логично, что о демократии (необратимо ушедшей до нового «длинного цикла») мы с ненавистью или воздыханиями вспоминаем почти каждый день, а о республике – практически никогда.
Между тем республика, в своем классическом виде появившаяся в античной Италии, стала той формой правления, которая, не будучи отмеченной в трудах Стагирита, сменила именно монархию и затем крушила ее на всех континентах на протяжении двух с половиной тысяч лет. Она, замечу, принесла в мир два совершенно новых понятия – право и гражданство. Мы и по сей день восхищаемся греческой культурой: строгостью колонн и портиков, изяществом статуй, мифологией и драмой, поэзией и спортом. Однако многие ли вспомнят сейчас какие-то греческие законы? Знаем ли мы примеры, как жители тех же Афин поднимались против очередного тирана? Зато римское право стало базой всей европейской континентальной юриспруденции вплоть до сегодняшнего дня; образ Брута, убившего узурпатора, уступал в европейской живописи начала Нового времени только Иисусу; гражданские войны, которые велись не столько за территории и богатство, сколько за принципы и идеи, стали предтечей европейских революций. Республика в основе своей ставила акцент на гражданственности и служении обществу, в то время как демократия, возродившаяся в Европе намного позже, – на примате индивидуального интереса и четком отделении публичного от частного. И именно поэтому идея демократии (в самых разных ее видах – вплоть до «нелиберальной», «суверенной», «совещательной» и какой угодно другой) в наши дни принимается всюду, в то время как отношение к ценностям республиканства остается намного более настороженным.
Обращение к идеалам республики – естественный шаг для тех, кто видит в себе граждан и стремится избавиться от тирании
«Я не демократ, – заявил однажды один из величайших социологов ХХ века, Даниел Белл. – Я не верю в демократию. Я верю в свободу и права. Свобода предшествует демократии и предполагает наличие у человека неотчуждаемых прав» (Белл Даниел, Иноземцев Владислав. Эпоха разобщенности: размышления о мире XXI века. Москва, 2007, с. 121). Я с этим полностью согласен. Демократия никогда не была инструментом, препятствовавшим становлению авторитарных и диктаторских режимов. Недавняя российская история, как бы это ни было неприятно многим ее участникам, отчетливо свидетельствует именно об этом. Демократия не более чем политическая процедура, тогда как республиканство – скорее политическая идентичность. И так как в постперестроечной России никакой подобной идентичности не существовало, а переход к более совершенному обществу казался простым и безоблачным, отечественные «демократы» предпочли сосредоточиться именно на демократии – и совершенно естественным образом получили то, что мы сегодня имеем.
Обращение к идеалам республики – естественный шаг для тех, кто видит в себе граждан и стремится избавиться от тирании, безотносительно к тому, является она диктатурой одного человека или молчаливого большинства. В любом обществе, где имеется в достатке произвола и популизма, но ощущается дефицит свободы и права, республиканские идеи имеют широкую почву для своего распространения. Свобода и право – важнейшие условия для современного успешного развития, агрессивно отрицающие «стабильность» и «равенство» (возможно, совершенно неслучайно на гербе самого карикатурного с точки зрения экономического и социального развития государства Евросоюза начертано «Ελληνικη δημοκρατια», в то время как на флаге самого успешного штата США мы видим слова «California Republic»). И я убежден, что рано или поздно в России вызреет запрос именно на республиканскую идею и раскинувшаяся на просторах целого континента Российская республика станет не менее успешной, чем другая континентальная сверхдержава.
Но коль скоро проект Republic.ru не является сугубо политическим, невозможно не вспомнить другое содержание слова, которое, быть может, тоже вдохновит создателей и авторов вашего портала. В 1417 году, почти шестьсот лет назад и за столетие до начала европейской Реформации, известный венецианский гуманист, политик и дипломат Франческо Барбаро написал, что видит идеальный путь к справедливому обществу не через войну и насилие, а через преобразование человечества, объединенного в сообщество единомышленников, названное им Respublica literaria. Двести семьдесят лет спустя первый энциклопедист Нового времени Пьер Бейль начал редактировать в Париже журнал Nouvelles de la république des lettres, который, по консенсусному ныне мнению, стал предтечей и родоначальником европейского Просвещения, изменившего наш мир силой слова больше, чем это было сделано в любую иную эпоху в любом другом регионе мира – и потому для свободомыслящих интеллектуалов слово «республика» преисполнено сразу нескольких смыслов, причем сложно даже сказать, какой из них является более глубоким и позитивным.
Владислав Иноземцев
Доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą