06.10.2017 17:27 Fontanka
Оправившись от обысков, Станислав Белковский рассказал «Фонтанке», как он обустроит Россию, отчего в юности не стал артистом, а теперь решился и почему никто не найдёт у него отмытых денег ЮКОСа.
На утро четверга, 5 октября, мы со Станиславом Белковским договорились об интервью. Речь должна была пойти о том, зачем политолог переквалифицировался в артисты и едет в Петербург со спектаклем. В назначенное время у него замолк телефон. И больше не включился. Из новостей стало известно, что в это время обыскивали не только сотрудников «Открытой России». Признаки финансовой связи с Михаилом Ходорковским искали и у Белковского. Он проходит свидетелем в деле об отмывании денег. Правда, что за деньги и как он помогал их мыть, сам не очень понимает.
Днём позже наш разговор всё-таки состоялся, но начался совсем не так, как было запланировано. «Ну, вот, у нас с вами появился прекрасный повод поговорить», – начал первым Белковский.
- Вы понимаете, в чём провинились? Почему к вам тоже пришли с обыском?
– Мне предъявили постановление Басманного суда Москвы о проведении у меня обыска в связи с наличием оснований полагать, что я принимал участие в отмывании преступных денег Михаила Ходорковского. В постановлении было перечислено некоторое количество инвестиционных фондов и компаний, связанных с Ходорковским, и якобы часть этих денег попала и ко мне. Поэтому у меня шёл поиск документов и файлов на магнитных носителях, которые бы подтвердили эту версию. Ну, я-то точно знаю, что никогда не был ни сотрудником, ни партнёром, ни подрядчиком Ходорковского. Весь механизм нашего взаимодействия сводился к общению в течение тех лет, что он на свободе. За эти почти четыре года мы, наверное, раз пятнадцать встречались.
- Вот видите. Уже – состав.
– Но никаких финансовых отношений у нас не было. Поэтому найти такой документ будет затруднительно – если вообще возможно. Во всяком случае, в природе таких документов, как ищет следствие, не существует. Вообще, поскольку формально я никак не связан с Ходорковским, удивление вызывает сам факт, что пришли ко мне.
- Ну, как же? Вас когда-то обвиняли в том, что чуть ли не из-за вашего доклада Ходорковского-то и посадили.
– Да, авторство доклада «Государство и олигархия», где были описаны его политические амбиции, действительно принадлежало мне, но это не делает меня аффилированным лицом Ходорковского. Поэтому у меня сразу возник вопрос: почему пришли ко мне? Думаю, что где-то в нынешних структурах Ходорковского есть источник Следственного комитета, который в данном случае предоставил кураторам недостоверную информацию – о моей причастности. Иначе я не понимаю, как можно логически прийти к выводу о необходимости провести у меня обыск.
- Мне кажется, вы сами могли быть к этому готовы. Когда начались «веерные» обыски в «Открытой России», вы не подумали «Ой!»?
– Знаете – нет. Как политолог на пенсии я проявил преступную халатность. Ещё в 8:30 утра я прочитал новость о том, что у многих сотрудников структуры Михаила Ходорковского проходят обыски. Но поскольку я не сотрудник Михаила Ходорковского, то я совершенно не экстраполировал эту новость на себя. И как ни в чём не бывало, сидел дома, вместо того чтобы пойти куда-нибудь погулять. На несколько дней. А в 9:42 они пришли.
- И вы даже не убрали в квартире, не подготовились к визиту…
– Такая радость всегда неожиданна. Мне даже пришлось извиниться перед следственной группой за то, что у меня дома был бардак.
- Сколько человек понадобилось, чтобы вас обыскать?
– Делегация состояла из восьми человек. Следователь, ещё три сотрудника следственно-оперативной группы, понятые, два бойца СОБРа…
- Чтобы подавить ваше сопротивление?
– Да, на случай моего усмирения. Но я бунтовать не собирался, и собровцам работы не досталось. Ещё была болгарка, которой они собирались вскрывать дверь, если я не открою добровольно. Но я открыл и прекрасно их принял. И приблизительно три часа пятнадцать минут продолжалось это мероприятие. Мы прекрасно пообщались, у нас нашлось много общих тем для разговоров. Начиная от писателя Гайто Газданова, поклонником которого оказался один из членов следственно-оперативной группы.
- Надо же…
– Да. Он обнаружил на полке повесть «Вечер у Клэр», и мы успели её обсудить. И вплоть до предъявленной мною монографии Александра Ивановича Бастрыкина о линиях руки. Тот факт, что у меня есть такая книга и я её даже читал, сильно повысил мои акции в глазах гостей.
- В общем, утро у вас прошло в тёплой, дружественной обстановке.
– Вполне. Три часа пятнадцать минут пролетели, как одно мгновение.
- У Ходорковского неприятности начались после того, как он намекнул на свои президентские амбиции.
– Премьерские. Концепция Ходорковского сводилась к тому, чтобы переформатировать страну в президентско-парламентскую республику с расширением полномочий парламента в части формирования этого правительства. И он хотел стать главой этого правительства.
- Вы говорили о намерении баллотироваться в президенты России, и у вас в программе есть, я знаю, ровно такой же пункт.
– У меня концепция более продвинутая, чем у Михаила Борисовича. Я считаю, что должна быть парламентская республика, где глава государства наделён символическими полномочиями. В моём понимании идеально это – конституционный монарх, не идеально – президент.
- И вы хотите сказать, что вы не уловили, как опасно в наше время такое говорить? Это вы-то, политолог на пенсии!
– Ну, я же не собираюсь быть премьер-министром, в отличие от Михаила Борисовича образца 2003 года.
- Вы хуже. Вы сказали, что собираетесь быть президентом.
– Ну… Да. Таким – исчезающим. Который должен исчезнуть вскоре после избрания.
- Может быть, к вам и пришли из-за этого?
– Нет, я эти вещи не связываю. К тому же моя позиция не конфронтационна по отношению к Кремлю и Владимиру Путину. Я не буду создавать штабов, ничего такого. Если Кремль посчитает, что человек с моей программой должен баллотироваться в президенты, чтобы разнообразить политическую поляну и среду, то мне, я так считаю, могут в декабре дать триста пятнадцать тысяч подписей. Кремлю их собрать несложно. Если Кремль так не считает, то я и не буду баллотироваться. Но программа у меня уже есть, она опубликована.
- Не могли бы вы передать её вкратце?
– Первые шаги произойдут на международной арене. У меня есть ноу-хау, как добиться отмены санкций против России. Нужно заключить соглашения об ассоциации с Евросоюзом и об ассоциации с НАТО. Первое должно предполагать сближение России с Европой по самым разным позициям. Начиная от введения безвизового режима – и заканчивая унификацией законодательств, включая, например, уже не мораторий на смертную казнь, а её полную отмену. Думаю, Европа будет настолько счастлива, что Россия сама предложит ей соглашение об ассоциации, что может принять одно наше условие дополнительно: чтобы ни одна страна постсоветского пространства больше не вступила в ЕС раньше России. Я считаю, что в 2000 году надо было выдерживать этот курс, но Россия с него соскочила и съехала. И должно быть соглашение с НАТО, в том числе в части создания совместных военных баз в приграничных районах. В России они могли бы располагаться на границах с Центральной Азией и Китаем.
- А санкции когда уже отменять?
– А в качестве встречного хода Запад мог бы отменить санкции против российских юридических лиц и отдельных секторов экономики. Для нас главное – вернуть доступ к западному финансированию и технологиям. Что касается санкций против физических лиц, то эти вопросы, я думаю, не приоритетны для будущей власти. В конце концов, все эти люди говорили, как они рады и горды оказаться в санкционных списках.
- Вот пусть в них и остаются.
– Да, пусть в них и остаются. Это не будет задачей государства – их оттуда вызволять.
- Внешняя политика – понятно, а во внутренней что бы вы сделали?
– Давайте сначала пройдёмся по экономике. Как только подобные шаги на международной арене будут предприняты, инвестиционный климат в России станет автоматически гораздо лучше. Вырастет капитализация наших крупнейших компаний – и возникнут благоприятные условия для их приватизации. В первую очередь, надо приватизировать контрольные пакеты «Роснефти» и ряда компаний, входящих в корпорацию «Ростехнологии». На продаже можно выручить порядка ста миллиардов долларов.
- Это вы уже подсчитали?
– Да. Это после того, как будут предприняты шаги по улучшению наших отношений с Западом. Получив сто миллиардов долларов, можно решить много задач. Но из них первейшая – резко сократить долговое бремя россиян. На это нужно где-то 37 миллиардов долларов. Потому что в первом и втором десятилетиях XXI века дорогие россияне попали в жуткую кабалу. Отчасти это было связано с тоской по сытой жизни, которой у нас почти никогда не было. С другой стороны, финансовые институты и государство навязывали долговое бремя россиянам. Когда человек обременён долгами, он не в состоянии думать ни о чём другом, включая политику. Поэтому, я считаю, нужно списать проценты по всем ипотечным и другим кредитам. Реструктурировать валютную ипотеку. И полностью списать долги микрофинансовым организациям, упразднив последние в принципе как институции, а их функции передав банкам. Кроме того, нужно приватизировать «Газпром».
- На святое хотите покуситься?
– Причём у меня есть схема приватизации: нужно обменять государственный контрольный пакет акций «Газпрома» на газотранспортную систему – компрессорные станции, трубопроводы, подземные хранилища. «Газпром» станет полностью частным, а единая система газоснабжения – государственной. Это позволит государству обеспечить к ней доступ разных производителей газа. К тому же приватизация «Роснефти» и «Газпрома» существенно повысит качество менеджмента этих компаний. Он перестанет быть политизированным, крупные корпорации перестанут обслуживать сопутствующие интересы Кремля.
- Вы много лет обманывали людей, представляясь политологом. Выяснилось, что вы экономист.
– Я – всё. Везде я. Кроме того, я знаю, как слезть с сырьевой иглы.
- Нет.
– Да. Сырьевой комплекс всё равно никуда не денется. Но есть несколько приоритетов. Нашим приоритетом должна стать медицина. У нас здесь есть большие заделы. Несмотря на деградацию этой отрасли в последние годы, её можно поднять с колен. Нужно использовать территорию как эксклюзивный актив: построить высокоскоростную железную дорогу из Южной Кореи в Роттердам. Кстати, она будет проходить через территорию КНДР, что, в свою очередь, поспособствует либерализации режима в этой стране. Уже сейчас есть поезда, способные перемещаться со скоростью 500 километров в час. Если пассажирские и грузоперевозки будут происходить с такой скоростью, это будет выгоднее, чем морским путём. А роль России в транзите между Европой и Юго-Восточной Азией вырастет в сто раз.
- Где поставить подпись за вас?
– Подождите. У меня ещё сельское хозяйство.
- Не надо.
– Надо. Владимир Путин обещает поднять его уже сегодня, и может случиться, что когда власть переменится, тут уже и делать ничего не придётся.
- Я почти уверена, что пара лет – и там действительно ничего делать не придётся.
– Экологически чистое сельское хозяйство – это то, в чём Россия может быть эксклюзивна. Потом…
- Подождите. Я даже не спрашиваю, где вы возьмёте на всё это деньги. Я спрошу, как вы добьётесь, чтобы всё не украли ещё на стадии строительства хоть той же железной дороги.
– Для этого всего лишь нужен немецкий или японский менеджмент, который со временем воспитает новое поколение российских менеджеров. И частные инвестиции. Воровство всегда держится на государственных инвестициях, которых никому не жалко, и на нашем российском менеджменте, замешанном на коррупции. Русский народ силён креативом, а не менеджментом.
- Вообще-то я думала, что вопросом о воровстве перекину мостик к вашей внутренней политике.
– Во внутренней политике я считаю приоритетами прекращение политических репрессий, отмену 282-й статьи УК и освобождение всех осуждённых по ней и вообще широкую амнистию. Потому что нам нужно уйти от ГУЛАГа как инструмента. Мой план амнистии предполагает освобождение трёхсот тысяч заключённых, то есть половины имеющихся. Освободившиеся ресурсы могут быть направлены на строительство новой пенитенциарной системы, соответствующей европейским требованиям.
- Вы не боитесь, что с такой программой вас и вправду возьмут да и выберут?
– Ну… Боюсь, конечно. Но глаза боятся – руки делают. И самое главное – переход к парламентской демократии, как я уже сказал. Президент, или конституционный монарх, наделён тремя функциями: он назначает судей – и судебная власть станет действительно независимой, он может распустить парламент, если тот не сможет вовремя сформировать правительство или в случае другого парламентского кризиса, третье – он главнокомандующий во время войны. Но не в мирное время.
- Вы 11 октября выступаете в «Эрарте» в Петербурге. Вы всё это собираетесь там излагать?
Оправившись от обысков, Станислав Белковский рассказал «Фонтанке», как он обустроит Россию, отчего в юности не стал артистом, а теперь решился и почему никто не найдёт у него отмытых денег ЮКОСа.
На утро четверга, 5 октября, мы со Станиславом Белковским договорились об интервью. Речь должна была пойти о том, зачем политолог переквалифицировался в артисты и едет в Петербург со спектаклем. В назначенное время у него замолк телефон. И больше не включился. Из новостей стало известно, что в это время обыскивали не только сотрудников «Открытой России». Признаки финансовой связи с Михаилом Ходорковским искали и у Белковского. Он проходит свидетелем в деле об отмывании денег. Правда, что за деньги и как он помогал их мыть, сам не очень понимает.
Днём позже наш разговор всё-таки состоялся, но начался совсем не так, как было запланировано. «Ну, вот, у нас с вами появился прекрасный повод поговорить», – начал первым Белковский.
- Вы понимаете, в чём провинились? Почему к вам тоже пришли с обыском?
– Мне предъявили постановление Басманного суда Москвы о проведении у меня обыска в связи с наличием оснований полагать, что я принимал участие в отмывании преступных денег Михаила Ходорковского. В постановлении было перечислено некоторое количество инвестиционных фондов и компаний, связанных с Ходорковским, и якобы часть этих денег попала и ко мне. Поэтому у меня шёл поиск документов и файлов на магнитных носителях, которые бы подтвердили эту версию. Ну, я-то точно знаю, что никогда не был ни сотрудником, ни партнёром, ни подрядчиком Ходорковского. Весь механизм нашего взаимодействия сводился к общению в течение тех лет, что он на свободе. За эти почти четыре года мы, наверное, раз пятнадцать встречались.
- Вот видите. Уже – состав.
– Но никаких финансовых отношений у нас не было. Поэтому найти такой документ будет затруднительно – если вообще возможно. Во всяком случае, в природе таких документов, как ищет следствие, не существует. Вообще, поскольку формально я никак не связан с Ходорковским, удивление вызывает сам факт, что пришли ко мне.
- Ну, как же? Вас когда-то обвиняли в том, что чуть ли не из-за вашего доклада Ходорковского-то и посадили.
– Да, авторство доклада «Государство и олигархия», где были описаны его политические амбиции, действительно принадлежало мне, но это не делает меня аффилированным лицом Ходорковского. Поэтому у меня сразу возник вопрос: почему пришли ко мне? Думаю, что где-то в нынешних структурах Ходорковского есть источник Следственного комитета, который в данном случае предоставил кураторам недостоверную информацию – о моей причастности. Иначе я не понимаю, как можно логически прийти к выводу о необходимости провести у меня обыск.
- Мне кажется, вы сами могли быть к этому готовы. Когда начались «веерные» обыски в «Открытой России», вы не подумали «Ой!»?
– Знаете – нет. Как политолог на пенсии я проявил преступную халатность. Ещё в 8:30 утра я прочитал новость о том, что у многих сотрудников структуры Михаила Ходорковского проходят обыски. Но поскольку я не сотрудник Михаила Ходорковского, то я совершенно не экстраполировал эту новость на себя. И как ни в чём не бывало, сидел дома, вместо того чтобы пойти куда-нибудь погулять. На несколько дней. А в 9:42 они пришли.
- И вы даже не убрали в квартире, не подготовились к визиту…
– Такая радость всегда неожиданна. Мне даже пришлось извиниться перед следственной группой за то, что у меня дома был бардак.
- Сколько человек понадобилось, чтобы вас обыскать?
– Делегация состояла из восьми человек. Следователь, ещё три сотрудника следственно-оперативной группы, понятые, два бойца СОБРа…
- Чтобы подавить ваше сопротивление?
– Да, на случай моего усмирения. Но я бунтовать не собирался, и собровцам работы не досталось. Ещё была болгарка, которой они собирались вскрывать дверь, если я не открою добровольно. Но я открыл и прекрасно их принял. И приблизительно три часа пятнадцать минут продолжалось это мероприятие. Мы прекрасно пообщались, у нас нашлось много общих тем для разговоров. Начиная от писателя Гайто Газданова, поклонником которого оказался один из членов следственно-оперативной группы.
- Надо же…
– Да. Он обнаружил на полке повесть «Вечер у Клэр», и мы успели её обсудить. И вплоть до предъявленной мною монографии Александра Ивановича Бастрыкина о линиях руки. Тот факт, что у меня есть такая книга и я её даже читал, сильно повысил мои акции в глазах гостей.
- В общем, утро у вас прошло в тёплой, дружественной обстановке.
– Вполне. Три часа пятнадцать минут пролетели, как одно мгновение.
- У Ходорковского неприятности начались после того, как он намекнул на свои президентские амбиции.
– Премьерские. Концепция Ходорковского сводилась к тому, чтобы переформатировать страну в президентско-парламентскую республику с расширением полномочий парламента в части формирования этого правительства. И он хотел стать главой этого правительства.
- Вы говорили о намерении баллотироваться в президенты России, и у вас в программе есть, я знаю, ровно такой же пункт.
– У меня концепция более продвинутая, чем у Михаила Борисовича. Я считаю, что должна быть парламентская республика, где глава государства наделён символическими полномочиями. В моём понимании идеально это – конституционный монарх, не идеально – президент.
- И вы хотите сказать, что вы не уловили, как опасно в наше время такое говорить? Это вы-то, политолог на пенсии!
– Ну, я же не собираюсь быть премьер-министром, в отличие от Михаила Борисовича образца 2003 года.
- Вы хуже. Вы сказали, что собираетесь быть президентом.
– Ну… Да. Таким – исчезающим. Который должен исчезнуть вскоре после избрания.
- Может быть, к вам и пришли из-за этого?
– Нет, я эти вещи не связываю. К тому же моя позиция не конфронтационна по отношению к Кремлю и Владимиру Путину. Я не буду создавать штабов, ничего такого. Если Кремль посчитает, что человек с моей программой должен баллотироваться в президенты, чтобы разнообразить политическую поляну и среду, то мне, я так считаю, могут в декабре дать триста пятнадцать тысяч подписей. Кремлю их собрать несложно. Если Кремль так не считает, то я и не буду баллотироваться. Но программа у меня уже есть, она опубликована.
- Не могли бы вы передать её вкратце?
– Первые шаги произойдут на международной арене. У меня есть ноу-хау, как добиться отмены санкций против России. Нужно заключить соглашения об ассоциации с Евросоюзом и об ассоциации с НАТО. Первое должно предполагать сближение России с Европой по самым разным позициям. Начиная от введения безвизового режима – и заканчивая унификацией законодательств, включая, например, уже не мораторий на смертную казнь, а её полную отмену. Думаю, Европа будет настолько счастлива, что Россия сама предложит ей соглашение об ассоциации, что может принять одно наше условие дополнительно: чтобы ни одна страна постсоветского пространства больше не вступила в ЕС раньше России. Я считаю, что в 2000 году надо было выдерживать этот курс, но Россия с него соскочила и съехала. И должно быть соглашение с НАТО, в том числе в части создания совместных военных баз в приграничных районах. В России они могли бы располагаться на границах с Центральной Азией и Китаем.
- А санкции когда уже отменять?
– А в качестве встречного хода Запад мог бы отменить санкции против российских юридических лиц и отдельных секторов экономики. Для нас главное – вернуть доступ к западному финансированию и технологиям. Что касается санкций против физических лиц, то эти вопросы, я думаю, не приоритетны для будущей власти. В конце концов, все эти люди говорили, как они рады и горды оказаться в санкционных списках.
- Вот пусть в них и остаются.
– Да, пусть в них и остаются. Это не будет задачей государства – их оттуда вызволять.
- Внешняя политика – понятно, а во внутренней что бы вы сделали?
– Давайте сначала пройдёмся по экономике. Как только подобные шаги на международной арене будут предприняты, инвестиционный климат в России станет автоматически гораздо лучше. Вырастет капитализация наших крупнейших компаний – и возникнут благоприятные условия для их приватизации. В первую очередь, надо приватизировать контрольные пакеты «Роснефти» и ряда компаний, входящих в корпорацию «Ростехнологии». На продаже можно выручить порядка ста миллиардов долларов.
- Это вы уже подсчитали?
– Да. Это после того, как будут предприняты шаги по улучшению наших отношений с Западом. Получив сто миллиардов долларов, можно решить много задач. Но из них первейшая – резко сократить долговое бремя россиян. На это нужно где-то 37 миллиардов долларов. Потому что в первом и втором десятилетиях XXI века дорогие россияне попали в жуткую кабалу. Отчасти это было связано с тоской по сытой жизни, которой у нас почти никогда не было. С другой стороны, финансовые институты и государство навязывали долговое бремя россиянам. Когда человек обременён долгами, он не в состоянии думать ни о чём другом, включая политику. Поэтому, я считаю, нужно списать проценты по всем ипотечным и другим кредитам. Реструктурировать валютную ипотеку. И полностью списать долги микрофинансовым организациям, упразднив последние в принципе как институции, а их функции передав банкам. Кроме того, нужно приватизировать «Газпром».
- На святое хотите покуситься?
– Причём у меня есть схема приватизации: нужно обменять государственный контрольный пакет акций «Газпрома» на газотранспортную систему – компрессорные станции, трубопроводы, подземные хранилища. «Газпром» станет полностью частным, а единая система газоснабжения – государственной. Это позволит государству обеспечить к ней доступ разных производителей газа. К тому же приватизация «Роснефти» и «Газпрома» существенно повысит качество менеджмента этих компаний. Он перестанет быть политизированным, крупные корпорации перестанут обслуживать сопутствующие интересы Кремля.
- Вы много лет обманывали людей, представляясь политологом. Выяснилось, что вы экономист.
– Я – всё. Везде я. Кроме того, я знаю, как слезть с сырьевой иглы.
- Нет.
– Да. Сырьевой комплекс всё равно никуда не денется. Но есть несколько приоритетов. Нашим приоритетом должна стать медицина. У нас здесь есть большие заделы. Несмотря на деградацию этой отрасли в последние годы, её можно поднять с колен. Нужно использовать территорию как эксклюзивный актив: построить высокоскоростную железную дорогу из Южной Кореи в Роттердам. Кстати, она будет проходить через территорию КНДР, что, в свою очередь, поспособствует либерализации режима в этой стране. Уже сейчас есть поезда, способные перемещаться со скоростью 500 километров в час. Если пассажирские и грузоперевозки будут происходить с такой скоростью, это будет выгоднее, чем морским путём. А роль России в транзите между Европой и Юго-Восточной Азией вырастет в сто раз.
- Где поставить подпись за вас?
– Подождите. У меня ещё сельское хозяйство.
- Не надо.
– Надо. Владимир Путин обещает поднять его уже сегодня, и может случиться, что когда власть переменится, тут уже и делать ничего не придётся.
- Я почти уверена, что пара лет – и там действительно ничего делать не придётся.
– Экологически чистое сельское хозяйство – это то, в чём Россия может быть эксклюзивна. Потом…
- Подождите. Я даже не спрашиваю, где вы возьмёте на всё это деньги. Я спрошу, как вы добьётесь, чтобы всё не украли ещё на стадии строительства хоть той же железной дороги.
– Для этого всего лишь нужен немецкий или японский менеджмент, который со временем воспитает новое поколение российских менеджеров. И частные инвестиции. Воровство всегда держится на государственных инвестициях, которых никому не жалко, и на нашем российском менеджменте, замешанном на коррупции. Русский народ силён креативом, а не менеджментом.
- Вообще-то я думала, что вопросом о воровстве перекину мостик к вашей внутренней политике.
– Во внутренней политике я считаю приоритетами прекращение политических репрессий, отмену 282-й статьи УК и освобождение всех осуждённых по ней и вообще широкую амнистию. Потому что нам нужно уйти от ГУЛАГа как инструмента. Мой план амнистии предполагает освобождение трёхсот тысяч заключённых, то есть половины имеющихся. Освободившиеся ресурсы могут быть направлены на строительство новой пенитенциарной системы, соответствующей европейским требованиям.
- Вы не боитесь, что с такой программой вас и вправду возьмут да и выберут?
– Ну… Боюсь, конечно. Но глаза боятся – руки делают. И самое главное – переход к парламентской демократии, как я уже сказал. Президент, или конституционный монарх, наделён тремя функциями: он назначает судей – и судебная власть станет действительно независимой, он может распустить парламент, если тот не сможет вовремя сформировать правительство или в случае другого парламентского кризиса, третье – он главнокомандующий во время войны. Но не в мирное время.
- Вы 11 октября выступаете в «Эрарте» в Петербурге. Вы всё это собираетесь там излагать?
– Я буду излагать много чего. Это будет моноспектакль. Раньше я уже играл в Петербурге «Откровения русского провокатора», а это не будет такой импровизацией. А будет систематизация всевозможных «законов Белковского». Подобно «законам Паркинсона». Из самых разных сфер жизни. Всего этих законов сто двадцать семь. Но на сцене будет представлено только двадцать семь. Они по-разному оформлены. Есть, например, словарь антонимов Белковского. Я долгое время занимался изучением синонимов и антонимов и пришёл к выводу, что многие слова, которые в русском языке считаются синонимами, на самом деле – антонимы.
- Это как?
– Хороший – добрый. Хороший человек очень редко бывает добрым. И наоборот. Или идеальный – святой. Как правило, идеальный человек – совсем не святой, а святой – не идеальный. Или вот, поскольку слово "мудак" официально разрешено к использованию Роскомнадзором, его я тоже могу использовать: дурак и мудак – противоположности.
- Ну, не всегда. И не такие уж противоположности…
– Мудак – это тип социального поведения, а дурак – оценка умственных способностей. И очень часто умные люди бывают мудаками. А дураки мудаками отнюдь не бывают. Они, как правило, достаточно хитры, чтобы устраивать свои дела. Ну, если выйти за рамки Роскомнадзора…
- Не надо.
– Слово, которое принято считать синонимом проститутки. На самом деле – тоже противоположность. Потому что проститутка – профессионал, но в личной жизни, как правило, она верна. А…
- А то слово, которое не разрешает сказать Роскомнадзор.
– Да. А это – нечто противоположное.
- Разве это театральный жанр?
– Самый обычный моноспектакль. Мои коллеги убедили меня, что я вполне могу это сыграть. Я ещё в детстве мечтал стать актёром, но в 14 лет мне мама запретила даже размышлять об этом. Потом все мои знакомые актёры и режиссёры говорили, что это моё счастье, что я не стал актёром. Потому что это очень зависимая профессия. И плюс вся система аргументов, которые обычно приводятся в таких случаях. А в моноспектакле я абсолютно независим. Я всё делаю сам: я актёр, я режиссёр, я автор текста. Завишу я от того, понравится ли это зрителям. Первым таким спектаклем были «Откровения русского провокатора» – чистая импровизация. А сейчас это будет готовый текст, который я опубликую, когда отыграется волна спектаклей.
- Вам надоело быть политологом?
– Я политологом никогда не был. «Политологбелковский» – это такой составной бренд. Или Политолог-Белковский. Как часть двойной фамилии. Элемент моего публичного позиционирования. Я мог бы называть себя писателем, публицистом. Я и как политолог был в некоторой степени актёром. Я разыгрывал спектакли, которые имели отношение к политике. В какой-то степени этот спектакль тоже имеет отношение к политике. Поскольку я собираюсь там рассказывать и о своей президентской программе. Думаю, что потом люди захотят задать вопросы – вот тут-то мы и развернёмся.
- Это начало вашей президентской кампании?
– Я её уже некоторое время веду. И так она будет идти до начала декабря, пока Кремль не ответит на вопрос, хочет ли он дать мне 315 тысяч подписей. В любом случае, всё это время я буду излагать свои идеи и тезисы. Люди будут о них узнавать. Можно сказать, что почва для всего этого уже готовится.
- Недавно выяснилось, что к выдвижению других людей в президенты у нас очень ревниво относится не только Владимир Владимирович Путин, но и Алексей Анатольевич Навальный. Не боитесь, что лидер оппозиции будет вами недоволен?
– Он недоволен мною давно, с тех пор как в сентябре 2013 года, за несколько дней до выборов мэра Москвы, я опубликовал статью «Лучше Путин, чем Навальный». Идея статьи состояла в том, что нам не нужен молодой диктатор вместо немолодого. Недавно я перечитывал эту статью и пришёл к выводу, что и сегодня её бы почитал – настолько она не устарела.
- Так вы спойлер! Вы «проект Кремля»?
– Я стану проектом Кремля, если Кремль даст мне 315 тысяч подписей. До начала декабря не могу ответить, проект ли я Кремля.
Беседовала Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»
За видео спасибо ютьюб-каналу "Alexey Fyodorov": https://www.youtube.com/user/TheVilloso
VIDEO
"Законы Белковского или Русская смерть". Моноспектакль-лекция. 11 октября
Моноспектакль (лекция) Станислава Белковского в С-Петербурге. Прошу строго не судить за качество звука и изображения - это в любом случае лучше, чем совсем ничего.За видео спасибо ютьюб-каналу "Alexey Fyodorov": https://www.youtube.com/user/TheVilloso
VIDEO
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą