25.02.2017 // 18:00 Diletant
В период Большого террора, 1937-1938 годов, органами НКВД проводилась серия массовых репрессивных кампаний, организованных и направленных, в основном, против лиц иностранных для советских национальностей: поляков, немцев, латышей, эстонцев, финнов и других.
Целью «национальных операций» провозглашалась борьба с диверсионно-повстанческими и шпионскими кадрами разведок капиталистических стран.
26.04.1955
Обзорная справка
по архивно-следственному делу
№ 975302 на быв. начальника 3-го
отдела УНКВД Московской области
ПОСТЕЛЬ Аркадия (Арона) Осиповича,
1903 года рождения, бывш. кандидата
в члены ВКП (б) с 1930 года.
Постель арестован Начальником Управления НКВД Московской области 9-го января 1939 года.
В процессе следствия Постель признал, что в период его работы в 3-м отделе УНКВД Московской области во время проведения массовых операций в 1937−38 г. г. По изъятию поляков, латышей, немцев, болгар и других национальностей аресты производились без наличия компрометирующих материалов. При составлении справок на арест неверно отражалась национальность поляк, латыш — по месту рождения. Во время допроса арестованных к ним применялись меры физического воздействия — избиения, в силу чего арестованные по требованию следователей давали ложные показания на себя, родственников, знакомых и лиц, которых они никогда не знали.
В части проведения массовых арестов граждан латышской, а также польской национальностей Постель показал:
«С прибытием Заковского массовые аресты так называемой «латышской организации», которые заранее определялись по контрольным цифрам на арест по каждому отделу на каждый месяц в количестве 1000−1200 чел. превратилась в буквальную охоту за латышами и уничтожение взрослой части мужского латышского населения в Москве, так как доходили до разыскивания латышей по приписным листкам в милиции. Установки Заковского «бить морды при первом допросе», брать короткие показания на пару страниц об участии в организации и новых людях и личные примеры его в Таганской тюрьме, как нужно допрашивать — вызвали массовое почти поголовное избиение арестованных и вынужденные клеветнические показания арестованных не только на себя, но на своих знакомых, близких, сослуживцев и даже родственников (л.д. 42, т. 2).
«Обработка многих арестованных в тюрьмах и их показания, по которым «вскрывались» десятки боевых террористических групп с сотнями арестованных террористов, разрабатывавших подробные планы и подготовлявших осуществление террористических актов против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова, никем не контролировались, всемерно поощрялись, вызывали сенсацию, одобрение за ударные дела, которые внеочередными записками блистали перед наркомом Ежовым…»
«…Ни наркома, ни его ставленников не интересовал вопрос — откуда берутся эти как в булочной испеченные десятки и сотни террористов, что собой представляют эти арестованные в большинстве коммунисты, рабочие, служащие и военные, что это за планы подготовки терактов, часто без оружия, кто их направлял, причины и другие моменты, которые ярко бросаются в глаза, но этим никто не интересовался…»
«Поэтому, если проанализировать протоколы и альбомы осужденных «террористов» по датам и моментам, когда и где они намечали осуществление терактов, то получится такая совершенно дикая и невероятная картина, что в дни празднеств 1 мая или 7 ноября в колоннах демонстрантов на Красной площади чуть ли не целые десятки или сотни «террористов», которые проходя мимо мавзолея должны были якобы стрелять, но по различным причинам якобы этому помешали, или же на Можайском шоссе, где проезжали правительственные машины, о чем «террористы» даже и не знали, в определенные дни летом «дежурили» целые группы разных «террористов», поджидавших якобы эти машины для стрельбы по ним, чему опять-таки, якобы помешали какие-то причины, которые и придумывались для правдоподобности показаний» (л.д. 48−50, т. 2).
На допросе 16/УП-1939 г. ПОСТЕЛЬ показал:
«…Во время латышской операции Каверзнев являлся одним из главных поставщиков арестованных латышей для альбомов, направлявшихся на внесудебную инстанцию. В целях массового ареста латышей рабочих и служащих, иногда посещавших латышский клуб в Москве, — Каверзневым был арестован бывш. Зав. латышским клубом АПИН, который после ряда избиений, по договоренности с Каверзневым, давал клеветнические показания на несколько десятков латышей как участников якобы к/р организации.
Вся эта большая группа невинных людей была арестована, подвергалась короткому следствию с избиениями и была осуждена в большинстве по I категории» (л.д. 57−58, т. 2).
На допросе 26 июня 1939 года ПОСТЕЛЬ также показал:
«Во время разворота латышской операции Каверзнев получил задание громить латышский клуб со всеми его ответвлениями и при наличии контрольных цифр на арест липаческие дела Каверзнева развернулись больше чем у всех и он был первым ударником и аресты латышей превратил в буквальную охоту на людей латышской нации.
Чтобы не тратить времени на аресты невинных латышей путем даже допросов и дать липаческие протоколы, арестованных, которые часто сами сознавались, но никого не называли за отсутствием знакомых латышей — Каверзнев ускорил этот технический процесс тем, что взял списки всех членов латышского клуба в большинстве рабочих, партийных и беспартийных многих заводов и аресты производил сейчас же, только после установки их в Москве.
Для того, чтобы в справках на арест создавать, что арестованные являются участниками латышской организации, он имел одного арестованного зав. латышским клубом Апина, который, будучи стариком, после тяжелых избиений стал, как говорил Каверзнев «энтузиастом» и давал показания на кого угодно под видом руководителя организации при латышском клубе.
По одним этим показаниям АПИНА было арестовано и репрессировано несколько десятков людей, кажется около 80 человек и это стало настолько заметно, что даже предательская внесудебная инстанция обратила внимание и хотела вызвать АПИНА, но дело замяла.
Фабрикация шпионских дел по латышам в отделении Каверзнева стала настолько липаческой, что в альбом стали вноситься как латышские шпионы колхозники, рабочие и доярки. Это было очень замечено на предпоследнем заседании внесудебной инстанции, которая потребовала немедленного вызова этих арестованных на заседание.
В течение нескольких часов ждали их приезда, не дождались и даже альбомы не рассматривали.
Присутствовавший на заседании бывш. зам. нач. управления Якубович площадно ругал Каверзнева за эти открытия липачества и срыв пропуска остальных не менее красивых дел.
Каверзнев по количеству являлся основным поставщиком дел на альбомы по латышской операции, давал сотни людей по всем комнатам по отделению, прямо в отделе избивали людей и он пользовался покровительством Якубовича, при содействии которого получил отдельную квартиру, бывш. конспиративку Управления и Наркомата в доме МГЭС» (л.д. 34−96. том 2).
В собственноручных показаниях от 16 октября 1939 года в военную прокуратуру войск НКВД МО ПОСТЕЛЬ в отношении латышской операции написал:
«Если до приезда ЗАКОВСКОГО в области были десятки арестованных латышей, то в январе, феврале и марте они стали превращаться в тысячи арестованных по городу и области. В 3-м отделе эти массовые аресты невинных латышей по спискам и объектам были распределены следующим образом: — аресты по латышскому клубу были поручены в отделение КАВЕРЗНЕВА, по латышскому театру — отделению КУЗОВЛЕВА, по культурно-просветительному латышскому обществу «Прометей» — БАКЛАНОВУ, по редакции латышских газет и журналов — РАКИТИНУ и по секции бывш. латышских стрелков — активных участников гражданской войны в латышских дивизиях 1918−19 г. г. ВОЛЬСОНУ, по архивам — РАКИТИНУ и т. д.
По всем этим латышским объектам были срочно взяты в 3 отдел списки, картотеки, анкеты, произвели аресты латышей, ведавших работой по этим местам и путем избиений, каждый назвал десятки участников организации и таким путем быстро фабриковались латышские организации и альбомы.
Начальник отделения Каверзнев, получивший латышский клуб — притащил в отдел почти всю картотеку и канцелярию клуба, где были как члены клуба зарегистрированы сотни латышей — рабочие и служащие и путем ареста зав. клубом старика Апина, после его избиения АПИН, как говорили стал «энтузиастом» и по одним его только показаниям было взято до 80 или 100 человек членов клуба как участников организации, которые в свою очередь после ареста, в Таганской тюрьме быстро «сознавались» и таким же путем давали других. В результате все эти учреждения латышские, и театр были разгромлены до единого. Такой же метод практиковался по заводам…» (л.д. 242−243, т. 2).
ПОСТЕЛЬ также указывал, что при ведении дел по националистам — полякам, латышам и др. ставилась задача выхода на работников Коминтерна.
Несмотря на то, что в своих показаниях ПОСТЕЛЬ указал на большое количество сфальсифицированных дел, но судьба дел в материалах дела, за исключением прекращенного дела на работников милиции не отражена.
Из материалов дела видно, что ПОСТЕЛЬ 11 декабря 1939 г. допрашивался военным прокурором МВО АНКУНДИНОВЫМ.
Этот протокол допроса хранится в материалах проверки на КАВЕРЗНЕВА.
На этом допросе ПОСТЕЛЬ подтвердил все ранее данные показания и заявил:
Я со всей ответственностью за свои слова глубоко убежден и фактически могу доказать, что нашумевший и так называемый вскрытый всесоюзный латышский к/р националистический центр, по которому были арестованы десятки тысяч латышей, крупных партийных, советских и военных и др. был явно сфабрикован и в природе не существовал.
Я хочу это заявление подкрепить следующим: оперативному составу было известно, что Рудзутак, будучи латышом «вскрыт» при латышском центре как его руководитель, связанный с правым «троцкистским центром» (л.д. 52).
Далее:
«Я точно знаю по словам НАСЕДКИНА и других работников, с которыми беседовал, что основным документом, решающим латышскую операцию, был протокол допроса председателя всесоюзной секции латышских стрелков Штрауса и еще 1 или 2-х латышей, фамилии которых не помню, в которых была расписана вся эта широко разветвленная по всему Союзу всесоюзная организация с задачами вооруженного восстания, свержения правительства и т. д.
«В показаниях фигурировали крупнейшие партийные, военные работники, в первую очередь Рудзутак, Алкснис, Лацис — бывш. зам. председателя ВЧК, Петерс, Берновский и др.
Целый ряд последующих фактов, когда начались аресты крупнейших работников, средних и низовых по латышской организации подтвердили, что латышский центр был сфабрикован (л.д. 54−55).
В своих показаниях Постель указывает, что арестованные латыши не знали о существовании такого центра, но после избиения их стали фигурировать как непосредственные участники центра» (л.д. 55).
«Как пример беззастенчивой фабрикации показаний по латышским делам можно указать на арестованных, которые были в 3 отделе, Берновского, Солна, зав. латышским клубом Апина, Берда, Лациса и десятки других, которые «будучи расколоты» в любую трудную минуту для следователей по тому или другому лицу давали краткие показания о принадлежности их к к/р организации, что являлось достаточным для ареста или осуждения арестованного.
Когда арестованный Берновский стал таким «прирученным», как называли энтузиастом показаний, он был срочно затребован в Наркомат для «уличения» того или иного крупного работника, который не сознавался» (л.д. 60).
Дело в отношении ПОСТЕЛЬ 1-го апреля 1940 года было рассмотрено Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР.
В судебном заседании он подтвердил свои показания о фальсификации дел, отрицая лишь принадлежность к к/р организации.
Военной Коллегией Верховного Суда СССР ПОСТЕЛЬ признан виновным по ст. ст. 58−2, 58−7 и 58−11 УК РСФСР и приговорен к 15 годам ИТЛ (л.д. 173, том 3).
Дело в отношении ПОСТЕЛЬ в связи с его жалобой рассматривалось в декабре 1954 года военной прокуратурой Московского военного округа и в пересмотре отказано.
ПОМ. ВОЕННОГО ПРОКУРОРА МВО
МАЙОР ЮСТИЦИИ
БАБУРОВ
Из показаний обвиняемого РАДЗИВИЛОВСКОГО А. П.
от 16 апреля 1939 года.
«Здесь же я спросил ЕЖОВА как практически реализовать его директиву о раскрытии а/с подполья среди латышей, он ответил, что стесняться отсутствием конкретных материалов нечего, следует наметить несколько латышей из членов ВКП (б) и выбить из них необходимые показания.
«С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться альбомным порядком. Надо доказать, что латыши, поляки и др., состоящие в ВКП (б), шпионы и диверсанты» /л.д. 305/.
Выполняя это указание ЕЖОВА, я и все другие начальники УНКВД сделали одно из самых черных дел — огульно уничтожая каждого из числа латышей, поляков и др. национальностей, входящих в ВКП (б).
Все показания о их якобы антисоветской деятельности получались, как правило, в результате истязаний арестованных, широко применявшихся как в центральном, так и в периферийных органах НКВД» /л.д. 296/.
«ФРИНОВСКИЙ рекомендовал мне, в тех случаях, если не удастся получить признания от арестованных, приговаривать их к расстрелу, даже на основе косвенных свидетельских показаний или просто непроверенных агентурных материалов» /л.д. 303/.
В период Большого террора, 1937-1938 годов, органами НКВД проводилась серия массовых репрессивных кампаний, организованных и направленных, в основном, против лиц иностранных для советских национальностей: поляков, немцев, латышей, эстонцев, финнов и других.
Целью «национальных операций» провозглашалась борьба с диверсионно-повстанческими и шпионскими кадрами разведок капиталистических стран.
26.04.1955
Секретно
по архивно-следственному делу
№ 975302 на быв. начальника 3-го
отдела УНКВД Московской области
ПОСТЕЛЬ Аркадия (Арона) Осиповича,
1903 года рождения, бывш. кандидата
в члены ВКП (б) с 1930 года.
Постель арестован Начальником Управления НКВД Московской области 9-го января 1939 года.
В процессе следствия Постель признал, что в период его работы в 3-м отделе УНКВД Московской области во время проведения массовых операций в 1937−38 г. г. По изъятию поляков, латышей, немцев, болгар и других национальностей аресты производились без наличия компрометирующих материалов. При составлении справок на арест неверно отражалась национальность поляк, латыш — по месту рождения. Во время допроса арестованных к ним применялись меры физического воздействия — избиения, в силу чего арестованные по требованию следователей давали ложные показания на себя, родственников, знакомых и лиц, которых они никогда не знали.
В части проведения массовых арестов граждан латышской, а также польской национальностей Постель показал:
«С прибытием Заковского массовые аресты так называемой «латышской организации», которые заранее определялись по контрольным цифрам на арест по каждому отделу на каждый месяц в количестве 1000−1200 чел. превратилась в буквальную охоту за латышами и уничтожение взрослой части мужского латышского населения в Москве, так как доходили до разыскивания латышей по приписным листкам в милиции. Установки Заковского «бить морды при первом допросе», брать короткие показания на пару страниц об участии в организации и новых людях и личные примеры его в Таганской тюрьме, как нужно допрашивать — вызвали массовое почти поголовное избиение арестованных и вынужденные клеветнические показания арестованных не только на себя, но на своих знакомых, близких, сослуживцев и даже родственников (л.д. 42, т. 2).
«Обработка многих арестованных в тюрьмах и их показания, по которым «вскрывались» десятки боевых террористических групп с сотнями арестованных террористов, разрабатывавших подробные планы и подготовлявших осуществление террористических актов против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова, никем не контролировались, всемерно поощрялись, вызывали сенсацию, одобрение за ударные дела, которые внеочередными записками блистали перед наркомом Ежовым…»
«…Ни наркома, ни его ставленников не интересовал вопрос — откуда берутся эти как в булочной испеченные десятки и сотни террористов, что собой представляют эти арестованные в большинстве коммунисты, рабочие, служащие и военные, что это за планы подготовки терактов, часто без оружия, кто их направлял, причины и другие моменты, которые ярко бросаются в глаза, но этим никто не интересовался…»
«Поэтому, если проанализировать протоколы и альбомы осужденных «террористов» по датам и моментам, когда и где они намечали осуществление терактов, то получится такая совершенно дикая и невероятная картина, что в дни празднеств 1 мая или 7 ноября в колоннах демонстрантов на Красной площади чуть ли не целые десятки или сотни «террористов», которые проходя мимо мавзолея должны были якобы стрелять, но по различным причинам якобы этому помешали, или же на Можайском шоссе, где проезжали правительственные машины, о чем «террористы» даже и не знали, в определенные дни летом «дежурили» целые группы разных «террористов», поджидавших якобы эти машины для стрельбы по ним, чему опять-таки, якобы помешали какие-то причины, которые и придумывались для правдоподобности показаний» (л.д. 48−50, т. 2).
На допросе 16/УП-1939 г. ПОСТЕЛЬ показал:
«…Во время латышской операции Каверзнев являлся одним из главных поставщиков арестованных латышей для альбомов, направлявшихся на внесудебную инстанцию. В целях массового ареста латышей рабочих и служащих, иногда посещавших латышский клуб в Москве, — Каверзневым был арестован бывш. Зав. латышским клубом АПИН, который после ряда избиений, по договоренности с Каверзневым, давал клеветнические показания на несколько десятков латышей как участников якобы к/р организации.
Вся эта большая группа невинных людей была арестована, подвергалась короткому следствию с избиениями и была осуждена в большинстве по I категории» (л.д. 57−58, т. 2).
На допросе 26 июня 1939 года ПОСТЕЛЬ также показал:
«Во время разворота латышской операции Каверзнев получил задание громить латышский клуб со всеми его ответвлениями и при наличии контрольных цифр на арест липаческие дела Каверзнева развернулись больше чем у всех и он был первым ударником и аресты латышей превратил в буквальную охоту на людей латышской нации.
Чтобы не тратить времени на аресты невинных латышей путем даже допросов и дать липаческие протоколы, арестованных, которые часто сами сознавались, но никого не называли за отсутствием знакомых латышей — Каверзнев ускорил этот технический процесс тем, что взял списки всех членов латышского клуба в большинстве рабочих, партийных и беспартийных многих заводов и аресты производил сейчас же, только после установки их в Москве.
Для того, чтобы в справках на арест создавать, что арестованные являются участниками латышской организации, он имел одного арестованного зав. латышским клубом Апина, который, будучи стариком, после тяжелых избиений стал, как говорил Каверзнев «энтузиастом» и давал показания на кого угодно под видом руководителя организации при латышском клубе.
По одним этим показаниям АПИНА было арестовано и репрессировано несколько десятков людей, кажется около 80 человек и это стало настолько заметно, что даже предательская внесудебная инстанция обратила внимание и хотела вызвать АПИНА, но дело замяла.
Фабрикация шпионских дел по латышам в отделении Каверзнева стала настолько липаческой, что в альбом стали вноситься как латышские шпионы колхозники, рабочие и доярки. Это было очень замечено на предпоследнем заседании внесудебной инстанции, которая потребовала немедленного вызова этих арестованных на заседание.
В течение нескольких часов ждали их приезда, не дождались и даже альбомы не рассматривали.
Присутствовавший на заседании бывш. зам. нач. управления Якубович площадно ругал Каверзнева за эти открытия липачества и срыв пропуска остальных не менее красивых дел.
Каверзнев по количеству являлся основным поставщиком дел на альбомы по латышской операции, давал сотни людей по всем комнатам по отделению, прямо в отделе избивали людей и он пользовался покровительством Якубовича, при содействии которого получил отдельную квартиру, бывш. конспиративку Управления и Наркомата в доме МГЭС» (л.д. 34−96. том 2).
В собственноручных показаниях от 16 октября 1939 года в военную прокуратуру войск НКВД МО ПОСТЕЛЬ в отношении латышской операции написал:
«Если до приезда ЗАКОВСКОГО в области были десятки арестованных латышей, то в январе, феврале и марте они стали превращаться в тысячи арестованных по городу и области. В 3-м отделе эти массовые аресты невинных латышей по спискам и объектам были распределены следующим образом: — аресты по латышскому клубу были поручены в отделение КАВЕРЗНЕВА, по латышскому театру — отделению КУЗОВЛЕВА, по культурно-просветительному латышскому обществу «Прометей» — БАКЛАНОВУ, по редакции латышских газет и журналов — РАКИТИНУ и по секции бывш. латышских стрелков — активных участников гражданской войны в латышских дивизиях 1918−19 г. г. ВОЛЬСОНУ, по архивам — РАКИТИНУ и т. д.
По всем этим латышским объектам были срочно взяты в 3 отдел списки, картотеки, анкеты, произвели аресты латышей, ведавших работой по этим местам и путем избиений, каждый назвал десятки участников организации и таким путем быстро фабриковались латышские организации и альбомы.
Начальник отделения Каверзнев, получивший латышский клуб — притащил в отдел почти всю картотеку и канцелярию клуба, где были как члены клуба зарегистрированы сотни латышей — рабочие и служащие и путем ареста зав. клубом старика Апина, после его избиения АПИН, как говорили стал «энтузиастом» и по одним его только показаниям было взято до 80 или 100 человек членов клуба как участников организации, которые в свою очередь после ареста, в Таганской тюрьме быстро «сознавались» и таким же путем давали других. В результате все эти учреждения латышские, и театр были разгромлены до единого. Такой же метод практиковался по заводам…» (л.д. 242−243, т. 2).
ПОСТЕЛЬ также указывал, что при ведении дел по националистам — полякам, латышам и др. ставилась задача выхода на работников Коминтерна.
Несмотря на то, что в своих показаниях ПОСТЕЛЬ указал на большое количество сфальсифицированных дел, но судьба дел в материалах дела, за исключением прекращенного дела на работников милиции не отражена.
Из материалов дела видно, что ПОСТЕЛЬ 11 декабря 1939 г. допрашивался военным прокурором МВО АНКУНДИНОВЫМ.
Этот протокол допроса хранится в материалах проверки на КАВЕРЗНЕВА.
На этом допросе ПОСТЕЛЬ подтвердил все ранее данные показания и заявил:
Я со всей ответственностью за свои слова глубоко убежден и фактически могу доказать, что нашумевший и так называемый вскрытый всесоюзный латышский к/р националистический центр, по которому были арестованы десятки тысяч латышей, крупных партийных, советских и военных и др. был явно сфабрикован и в природе не существовал.
Я хочу это заявление подкрепить следующим: оперативному составу было известно, что Рудзутак, будучи латышом «вскрыт» при латышском центре как его руководитель, связанный с правым «троцкистским центром» (л.д. 52).
Далее:
«Я точно знаю по словам НАСЕДКИНА и других работников, с которыми беседовал, что основным документом, решающим латышскую операцию, был протокол допроса председателя всесоюзной секции латышских стрелков Штрауса и еще 1 или 2-х латышей, фамилии которых не помню, в которых была расписана вся эта широко разветвленная по всему Союзу всесоюзная организация с задачами вооруженного восстания, свержения правительства и т. д.
«В показаниях фигурировали крупнейшие партийные, военные работники, в первую очередь Рудзутак, Алкснис, Лацис — бывш. зам. председателя ВЧК, Петерс, Берновский и др.
Целый ряд последующих фактов, когда начались аресты крупнейших работников, средних и низовых по латышской организации подтвердили, что латышский центр был сфабрикован (л.д. 54−55).
В своих показаниях Постель указывает, что арестованные латыши не знали о существовании такого центра, но после избиения их стали фигурировать как непосредственные участники центра» (л.д. 55).
«Как пример беззастенчивой фабрикации показаний по латышским делам можно указать на арестованных, которые были в 3 отделе, Берновского, Солна, зав. латышским клубом Апина, Берда, Лациса и десятки других, которые «будучи расколоты» в любую трудную минуту для следователей по тому или другому лицу давали краткие показания о принадлежности их к к/р организации, что являлось достаточным для ареста или осуждения арестованного.
Когда арестованный Берновский стал таким «прирученным», как называли энтузиастом показаний, он был срочно затребован в Наркомат для «уличения» того или иного крупного работника, который не сознавался» (л.д. 60).
Дело в отношении ПОСТЕЛЬ 1-го апреля 1940 года было рассмотрено Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР.
В судебном заседании он подтвердил свои показания о фальсификации дел, отрицая лишь принадлежность к к/р организации.
Военной Коллегией Верховного Суда СССР ПОСТЕЛЬ признан виновным по ст. ст. 58−2, 58−7 и 58−11 УК РСФСР и приговорен к 15 годам ИТЛ (л.д. 173, том 3).
Дело в отношении ПОСТЕЛЬ в связи с его жалобой рассматривалось в декабре 1954 года военной прокуратурой Московского военного округа и в пересмотре отказано.
ПОМ. ВОЕННОГО ПРОКУРОРА МВО
МАЙОР ЮСТИЦИИ
БАБУРОВ
Из показаний обвиняемого РАДЗИВИЛОВСКОГО А. П.
от 16 апреля 1939 года.
«Здесь же я спросил ЕЖОВА как практически реализовать его директиву о раскрытии а/с подполья среди латышей, он ответил, что стесняться отсутствием конкретных материалов нечего, следует наметить несколько латышей из членов ВКП (б) и выбить из них необходимые показания.
«С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться альбомным порядком. Надо доказать, что латыши, поляки и др., состоящие в ВКП (б), шпионы и диверсанты» /л.д. 305/.
Выполняя это указание ЕЖОВА, я и все другие начальники УНКВД сделали одно из самых черных дел — огульно уничтожая каждого из числа латышей, поляков и др. национальностей, входящих в ВКП (б).
Все показания о их якобы антисоветской деятельности получались, как правило, в результате истязаний арестованных, широко применявшихся как в центральном, так и в периферийных органах НКВД» /л.д. 296/.
«ФРИНОВСКИЙ рекомендовал мне, в тех случаях, если не удастся получить признания от арестованных, приговаривать их к расстрелу, даже на основе косвенных свидетельских показаний или просто непроверенных агентурных материалов» /л.д. 303/.
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą