11 МАРТА 2016 ПЕРСОНАЛЬНО ВАШ Echo.msk
В ГОСТЯХ: Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы»
ВЕДУЩИЕ: Алексей Гусаров, Ольга Журавлева
<>
А.Гусаров
― Могут ли сейчас Надежду Савченко обменят на Виктора Бута?
А.Венедиктов
― Думаю, сейчас – нет. На Виктора Бута – точно нет.
А.Гусаров
― А на кого могут?
А.Венедиктов
― Тут же какая история. Есть в Минских соглашениях статья «обмен всех на всех». Обмен всеми военнопленными, условно…
О.Журавлева
― Военнопленных.
А.Венедиктов
― Послушай, сепаратисты ДНР и ЛНР не являются военнопленным, с точки зрения международного права, поэтому давайте не будем в терминологии играться здесь. Всех – на всех. Савченко, с точки зрения Украины, Германии и Франции, то есть трех сопредседателей минского процесса, входит в эти «всех на всех», а Россия считает, что Савченко не входит в этот кейс. Я специально вчера проверял: вот не входит и все. Почему? Потому что она была задержана на территории России, с точки зрения российских правоохранительных органов и не в военном действии, то есть она не является военнопленной в вашем вопросе. Но это, с точки зрения легалистской, со стороны России.
А на самом деле, я думаю, что когда подойдет вопрос очередного продления санкций европейских в первую очередь – это будет в июне – то тогда, чтобы продемонстрировать, что России выполняет то, что сама подписала, то есть Минские соглашения, в числе прочих Савченко будет обменяна на тех российских граждан в первую очередь, которые находятся под арестом на Украине и на тех бойцов ДНР, ЛНР, которые там есть. Я вот думаю, что это произойдет, скорей всего, потому что внутри Евросоюза есть люди, которые говорят: «Вот видите, Россия готова, даже Савченко, приговоренная к 23-м годам – вот ее обменяли». Думаю, что она стала пешкой, разменной картой в большом Минском процессе. То есть, если для Украины она – символ, то для России она — разменная карта, просто по-разному подходим к этому.
О.Журавлева
― Она одна из самых дорогих наших карт?
А.Венедиктов
― Нет, я думаю, что мы просто даже не знаем. Это не вопрос дороговизны карты, это вопрос снятия санкций. Савченко какая-то. Вы о чем? Это кто? А вот снятие санкций – это важно. И в тот момент, когда нужно будет принимать европейцам решение – а я напомню, что снятие санкций, имеется в виду европейских санкций за Донецк (не за Крым, а за Донецк — это разные группы санкций) – нужно единогласное решение о продлении. Хоть одна страна — не знаю, Венгрия, Словакия, Италия – кто-нибудь, одна страна говорит «нет» — всё, санкции сняты. Вернее, они не продлены. Это вопрос консенсуса 28 стран. Таков порядок: хоть одна страна… Поэтому, если вдруг накануне… ну меняем, амнистируем – не важно – освобождаем – и вот вам – опа!
А.Гусаров
― Если Савченко умирает, этого козыря не будет.
А.Венедиктов
― Если Савченко умирает, то, с точки зрения политики, этого козыря не будет. Это циничный разговор, но этого козыря не будет. Еще раз повторю: если Савченко умирает – это кровавое пятно не репутации России. И фраза Сергея Лаврова, министра иностранных дел, которую я до сих пор не понял, вот я встречусь и хочу… Не верю ушам своим, а также глазам, что «Россия хотела допустить к ней врача, но она себя плохо вела, поэтому врача не допустили». Послушайте, к убийцам допускают врачей… к кому не допускали?
О.Журавлева
― Даже к тем детям, которые не доедали…
А.Венедиктов
― Я не понимаю, что ты сказала, на самом деле…
О.Журавлева
― Ну ко всем, кто… Ну врач – это вообще не относится к поведению человека.
А.Венедиктов
― Да, да.
О.Журавлева
― Абсолютно. Есть еще одна история…
А.Венедиктов
― И совершенно очевидно, извини, я про Савченко закончу. По результатам дела, по результатам всех выступлений нет ни одного, на мой взгляд – я все прочитал, что мог – убедительного доказательства, что она виновата в том, в чем ее обвиняют, следовательно, с точки зрения российского законодательства, она невиновна. Ни одного убедительного доказательства. Вот я всё прочел: речь прокуроров я прочел, часть следственного дела, главное — речь прокуроров заключительная – ни одного убедительного доказательства, что она виновна в том, в чем ее обвиняют. И значит, с точки зрения российского законодательства, она невиновна.
Уж я не говорю о том, перевезли ее, не перевезли через границу. Не доказано, что она пересекла границу, вот не доказано, значит, этого факта нет. Если говорить об этом обвинении. Там до 2-х лет, по-моему. Там несколько обвинений, три, по-моему.
Конечно, фантастическая история с некоторыми судебными… Вот те, кто не следил внимательно… Говорит: «Давайте, я прошу предоставить, соответственно, карту Луганской области, я покажу, как я шла». Простой термин. Что говорит суд? — «Нет». Почему? – «Все ясно и так». – «Нет, я хочу карту, чтобы вам показали, где я шла, что меня там не было, где, вы говорите, что я была». – «Нет». А чего нет-то? Ну это просто из судебных тетрадей, из судебных записей, что называется. Я уж не говорю про биллинг телефона – это отдельная история.
Ну даже, вот давайте представим, что все так, как утверждают прокуроры. Является ли корректировщик огня – а это корректировщик огня – во время военных действий человеком, которого надо осуждать за убийство? Вот корректировщик огня.
Там много всяких деталей. Например, та группа — где погибли наши журналисты – гражданских, она находилась в 20 метрах от минометной позиции сепаратистов. И прокурор на полном серьезе утверждал, что она наводила огонь не на минометную… — а идет стрельба, летают мины, снаряды: там идет с двух сторон обстрел – и она наводит, с точки зрения прокурора на группу штатских, а не на минометную позицию. Вы представляете, залезла на трехметровую вышку в трех километрах от этой позиции – это вот реально, в чем обвиняется – и наводит… в 20 метров. Что такое 20 метров и артиллерийские снаряды? И наводит специально – там умысел — на группу штатских…
О.Журавлева
― Узнав среди них журналистов.
А.Венедиктов
― Зная журналистов, не зная журналистов – на группу штатских, а не на минометные расчеты, которые стоят и бросают мины в стороны украинских войск. Ну это вот что? Это какая задача?
О.Журавлева
― Вот меня тоже интересует: а какая задача, если два года…
А.Венедиктов
― А можно к судье или к прокурору? Я просто объясняю, что когда читаешь дело, ты думаешь: Ребята, вы чего?
Значит, там понятно, что случилось. Президент, разъяренный тем, что погибли журналисты, дал команду найти. Ну, команды надо выполнять. Значит, берут в плен 8 человек, из них 7 мужчин и одна женщина. 7 мужчин и один офицер – женщина. Всё. Чистая психология. Другого нет.
Но нет доказательств, что это она. Вот услышьте меня. Журналисты погибли? Погибли. Была корректировка? Не знаем. Пересекала границу? Не доказано. Телефоны, биллинг показывает другое место за 45 минут до начала обстрела, что она уже была схвачена и уже в центре Луганска. За 45 минут биллинг телефона. Чего? Как судья должен принимать… Нет, как судья будет принимать решение, приблизительно понятно, но все-таки прокуроры же они как-то строят… ну, Следственный комитет понятно, что сделал. По моему оценочному суждению все хотят за это дело звездочки на погоны, можно и на грудь.
О.Журавлева
― Подождите, Алексей Алексеевич, ведь помимо тех людей, которые исполняли эту судебную всю процедуру, есть люди, которые давали им задание и которые эти звездочки будут распределять – они вообще не смотрят, как это сделано? Им важен результат?
А.Венедиктов
― Нет. Это история заложничества. Ну как? Президент сказал разъяренно: «Найти!» Значит, нужно найти, предъявить и показать общественному мнению России. А зритель-то один — президент Российской Федерации. Перед ним же отчитываются.
И хорошо, что это суд был открытый, и всё это сохранится. Это всё сохранится, и все те вопросы, которые я задаю… Может быть, она виновата в том, что она корректировала, но вот нет этого — доказательств нет, вот их – нет. Потому что на вопрос: «Могла ли она залезть без лестницы на 3-метровую вышку?» – приходит эксперт, ставит лестницу – залезай! Говорит: Да, могла. Могла не значит, залезала. Ее никто на ней не видел. Вот ее никто на этой вышке не видел, чтобы она залезала, откуда корректировала огонь, потому что на прямой видимости не видно: 3 километра до этой позиции. Могла – О’кей, могла. Значит залезала. Раз могла – значит, залезала. Ну, ребята!
А.Гусаров
― Я тоже так спрошу: Могла ли, может ли теперь вся эта машина дать какой-то обратный ход или что-то?..
А.Венедиктов
― Обратного хода нет. И это перевернуть нельзя. Представим самое ужасное для Следственного комитета, что 21-го будет оправдательный приговор. Самое ужасное. Но уже то, как шел суд, понимаешь, да?..
А.Гусаров
― Нет. Значит, обвинительный приговор – но амнистия.
А.Венедиктов
― Нет, ну это может быть вполне, но это уже политическое решение. Я говорю, любой приговор, который будет вынесен сейчас по делу Надежды Савченко, является политическим. Это будет решение, да простит меня этот судья, который, как мне говорили, вел очень корректно, но, тем не менее, все время отказывал в таких вещах: запрос на карту, запрос на заключение астрономов: в какое время дня ее засняли (она утверждает, что ее засняли до того, как был обстрел, уже в плену с завязанными глазам) – на это тоже отказ – но решение судьи тоже будет политическим, даже если ему не позвонит начальник. Судья не может не учитывать – это было видно по тому, как он вел – политические давление. Поэтому амнистия — политическое, размен – политическое, реальный срок – политическое. Это политический процесс, поэтому и приговор тоже политический. Это не криминальный процесс.
Я вам привел примеры. Ребята, это же в нормальном криминальном процессе такого быть просто не может быть. Что такое «могла»? Вот что это за «могла»? Была или не была – вам нужно вину доказать, а не возможность. Могу я задушить Гусарова? Могу. Силы хватит? Отжимаюсь – могу. Но это не значит, что я его задушил или задушу.
А.Гусаров
― Я тоже бывший боксер.
О.Журавлева
― Вот, кстати.
А.Венедиктов
― Вот! Ты знаешь, это сейчас прозвучало как-то… не в твою пользу!
О.Журавлева
― А это мы сейчас выйдем в коридор и выясним.
А.Гусаров
― «А что с Путиным? Ему очевидный фальшак предъявят, а он съест и похвалит?» — пишет нам «Владимир в бане».
А.Венедиктов
― Владимир Владимирович – политик. И тоже, как и я, или я, как и он, понимает, что это политическая карта. Он будет это использовать. Я, по-моему, понятно это сказал: это карта.
О.Журавлева
― То есть ему в принципе все равно, как они будут это доказывать.
А.Венедиктов
― У него есть человек, обвиненный российским судом в убийстве российских журналистов. Дальше, что он с ним делаем по президентскому праву – повторяю: по президентскому праву он может его амнистировать; видимо, обменять по президентскому праву, а может держать в тюрьме и не реагировать на амнистии, или УДО или чего-нибудь еще. Он политик, понимаешь? А это процесс политический.
О.Журавлева
― Скажите, а Сенцовым и его соратниками…
А.Венедиктов
―Я думаю, что будет «все на всех».
О.Журавлева
― Другой процесс, я так понимаю?
А.Венедиктов
― Я не так внимательно следил за Сенцовым, но если потребуется — я говорю, я же тоже не криминалист, я обыватель в этом смысле, но внимательный обыватель — если потребуется – «всех на всех». Не потребуется – будут сидеть.
О.Журавлева
― Появилась информация, что два минюста практически одновременно – украинский и российский – обменялись факсами с запросами о передаче уже осужденных…
А.Венедиктов
― Ну видишь, я про это не знал, но это доказывает то, что это требует минский процесс. Вот суть, дух Минских договоренностей заключается в том, что «всех на всех», еще раз повторяю. Не важно военнопленные они или осужденные они и так далее. Но Путин же сказал публично: «Вот пусть суд решит, а потом мы будем решать». То есть сначала суд – потом политики. Но суд не завершился еще, приговора нет, приговор еще не вступил в действие…
О.Журавлева
― Вот в этих списках поэтому мы не знаем, кто в российском списке. 13 человек – запрос нашего Минюста украинскому. А в украинском списке – Сенцов и три его подельника, соратника… 30 суток будут рассматривать эти документы, потом вынесут решения. При этом Минюст Российской Федерации говорит, что речь идет не об обмене, а просто о некоем запросе с тем, чтобы они отсидели срок на нашей территории.
А.Венедиктов
― Насколько я знаю, не Минюсту решать. Владимиру Путину решать, не Минюсту.
О.Журавлева
― То есть, на самом деле, это обмен…
А.Венедиктов
― Не знаю.
О.Журавлева
― И как решит президент…
А.Венедиктов
― Ты меня спрашиваешь: возможность обмена – я говорю: он записан в Минских соглашениях, под которым стоит подпись Российской Федерации.
О.Журавлева
― Будем ждать, значит.
Персонально ваш сегодня – главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Ольга Журавлева, Алексей Гусаров — ведущие этой беседы.
В ГОСТЯХ: Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы»
ВЕДУЩИЕ: Алексей Гусаров, Ольга Журавлева
<>
А.Гусаров
― Могут ли сейчас Надежду Савченко обменят на Виктора Бута?
А.Венедиктов
― Думаю, сейчас – нет. На Виктора Бута – точно нет.
А.Гусаров
― А на кого могут?
А.Венедиктов
― Тут же какая история. Есть в Минских соглашениях статья «обмен всех на всех». Обмен всеми военнопленными, условно…
О.Журавлева
― Военнопленных.
А.Венедиктов
― Послушай, сепаратисты ДНР и ЛНР не являются военнопленным, с точки зрения международного права, поэтому давайте не будем в терминологии играться здесь. Всех – на всех. Савченко, с точки зрения Украины, Германии и Франции, то есть трех сопредседателей минского процесса, входит в эти «всех на всех», а Россия считает, что Савченко не входит в этот кейс. Я специально вчера проверял: вот не входит и все. Почему? Потому что она была задержана на территории России, с точки зрения российских правоохранительных органов и не в военном действии, то есть она не является военнопленной в вашем вопросе. Но это, с точки зрения легалистской, со стороны России.
А на самом деле, я думаю, что когда подойдет вопрос очередного продления санкций европейских в первую очередь – это будет в июне – то тогда, чтобы продемонстрировать, что России выполняет то, что сама подписала, то есть Минские соглашения, в числе прочих Савченко будет обменяна на тех российских граждан в первую очередь, которые находятся под арестом на Украине и на тех бойцов ДНР, ЛНР, которые там есть. Я вот думаю, что это произойдет, скорей всего, потому что внутри Евросоюза есть люди, которые говорят: «Вот видите, Россия готова, даже Савченко, приговоренная к 23-м годам – вот ее обменяли». Думаю, что она стала пешкой, разменной картой в большом Минском процессе. То есть, если для Украины она – символ, то для России она — разменная карта, просто по-разному подходим к этому.
О.Журавлева
― Она одна из самых дорогих наших карт?
А.Венедиктов
― Нет, я думаю, что мы просто даже не знаем. Это не вопрос дороговизны карты, это вопрос снятия санкций. Савченко какая-то. Вы о чем? Это кто? А вот снятие санкций – это важно. И в тот момент, когда нужно будет принимать европейцам решение – а я напомню, что снятие санкций, имеется в виду европейских санкций за Донецк (не за Крым, а за Донецк — это разные группы санкций) – нужно единогласное решение о продлении. Хоть одна страна — не знаю, Венгрия, Словакия, Италия – кто-нибудь, одна страна говорит «нет» — всё, санкции сняты. Вернее, они не продлены. Это вопрос консенсуса 28 стран. Таков порядок: хоть одна страна… Поэтому, если вдруг накануне… ну меняем, амнистируем – не важно – освобождаем – и вот вам – опа!
А.Гусаров
― Если Савченко умирает, этого козыря не будет.
А.Венедиктов
― Если Савченко умирает, то, с точки зрения политики, этого козыря не будет. Это циничный разговор, но этого козыря не будет. Еще раз повторю: если Савченко умирает – это кровавое пятно не репутации России. И фраза Сергея Лаврова, министра иностранных дел, которую я до сих пор не понял, вот я встречусь и хочу… Не верю ушам своим, а также глазам, что «Россия хотела допустить к ней врача, но она себя плохо вела, поэтому врача не допустили». Послушайте, к убийцам допускают врачей… к кому не допускали?
О.Журавлева
― Даже к тем детям, которые не доедали…
А.Венедиктов
― Я не понимаю, что ты сказала, на самом деле…
О.Журавлева
― Ну ко всем, кто… Ну врач – это вообще не относится к поведению человека.
А.Венедиктов
― Да, да.
О.Журавлева
― Абсолютно. Есть еще одна история…
А.Венедиктов
― И совершенно очевидно, извини, я про Савченко закончу. По результатам дела, по результатам всех выступлений нет ни одного, на мой взгляд – я все прочитал, что мог – убедительного доказательства, что она виновата в том, в чем ее обвиняют, следовательно, с точки зрения российского законодательства, она невиновна. Ни одного убедительного доказательства. Вот я всё прочел: речь прокуроров я прочел, часть следственного дела, главное — речь прокуроров заключительная – ни одного убедительного доказательства, что она виновна в том, в чем ее обвиняют. И значит, с точки зрения российского законодательства, она невиновна.
Уж я не говорю о том, перевезли ее, не перевезли через границу. Не доказано, что она пересекла границу, вот не доказано, значит, этого факта нет. Если говорить об этом обвинении. Там до 2-х лет, по-моему. Там несколько обвинений, три, по-моему.
Конечно, фантастическая история с некоторыми судебными… Вот те, кто не следил внимательно… Говорит: «Давайте, я прошу предоставить, соответственно, карту Луганской области, я покажу, как я шла». Простой термин. Что говорит суд? — «Нет». Почему? – «Все ясно и так». – «Нет, я хочу карту, чтобы вам показали, где я шла, что меня там не было, где, вы говорите, что я была». – «Нет». А чего нет-то? Ну это просто из судебных тетрадей, из судебных записей, что называется. Я уж не говорю про биллинг телефона – это отдельная история.
Ну даже, вот давайте представим, что все так, как утверждают прокуроры. Является ли корректировщик огня – а это корректировщик огня – во время военных действий человеком, которого надо осуждать за убийство? Вот корректировщик огня.
Там много всяких деталей. Например, та группа — где погибли наши журналисты – гражданских, она находилась в 20 метрах от минометной позиции сепаратистов. И прокурор на полном серьезе утверждал, что она наводила огонь не на минометную… — а идет стрельба, летают мины, снаряды: там идет с двух сторон обстрел – и она наводит, с точки зрения прокурора на группу штатских, а не на минометную позицию. Вы представляете, залезла на трехметровую вышку в трех километрах от этой позиции – это вот реально, в чем обвиняется – и наводит… в 20 метров. Что такое 20 метров и артиллерийские снаряды? И наводит специально – там умысел — на группу штатских…
О.Журавлева
― Узнав среди них журналистов.
А.Венедиктов
― Зная журналистов, не зная журналистов – на группу штатских, а не на минометные расчеты, которые стоят и бросают мины в стороны украинских войск. Ну это вот что? Это какая задача?
О.Журавлева
― Вот меня тоже интересует: а какая задача, если два года…
А.Венедиктов
― А можно к судье или к прокурору? Я просто объясняю, что когда читаешь дело, ты думаешь: Ребята, вы чего?
Значит, там понятно, что случилось. Президент, разъяренный тем, что погибли журналисты, дал команду найти. Ну, команды надо выполнять. Значит, берут в плен 8 человек, из них 7 мужчин и одна женщина. 7 мужчин и один офицер – женщина. Всё. Чистая психология. Другого нет.
Но нет доказательств, что это она. Вот услышьте меня. Журналисты погибли? Погибли. Была корректировка? Не знаем. Пересекала границу? Не доказано. Телефоны, биллинг показывает другое место за 45 минут до начала обстрела, что она уже была схвачена и уже в центре Луганска. За 45 минут биллинг телефона. Чего? Как судья должен принимать… Нет, как судья будет принимать решение, приблизительно понятно, но все-таки прокуроры же они как-то строят… ну, Следственный комитет понятно, что сделал. По моему оценочному суждению все хотят за это дело звездочки на погоны, можно и на грудь.
О.Журавлева
― Подождите, Алексей Алексеевич, ведь помимо тех людей, которые исполняли эту судебную всю процедуру, есть люди, которые давали им задание и которые эти звездочки будут распределять – они вообще не смотрят, как это сделано? Им важен результат?
А.Венедиктов
― Нет. Это история заложничества. Ну как? Президент сказал разъяренно: «Найти!» Значит, нужно найти, предъявить и показать общественному мнению России. А зритель-то один — президент Российской Федерации. Перед ним же отчитываются.
И хорошо, что это суд был открытый, и всё это сохранится. Это всё сохранится, и все те вопросы, которые я задаю… Может быть, она виновата в том, что она корректировала, но вот нет этого — доказательств нет, вот их – нет. Потому что на вопрос: «Могла ли она залезть без лестницы на 3-метровую вышку?» – приходит эксперт, ставит лестницу – залезай! Говорит: Да, могла. Могла не значит, залезала. Ее никто на ней не видел. Вот ее никто на этой вышке не видел, чтобы она залезала, откуда корректировала огонь, потому что на прямой видимости не видно: 3 километра до этой позиции. Могла – О’кей, могла. Значит залезала. Раз могла – значит, залезала. Ну, ребята!
А.Гусаров
― Я тоже так спрошу: Могла ли, может ли теперь вся эта машина дать какой-то обратный ход или что-то?..
А.Венедиктов
― Обратного хода нет. И это перевернуть нельзя. Представим самое ужасное для Следственного комитета, что 21-го будет оправдательный приговор. Самое ужасное. Но уже то, как шел суд, понимаешь, да?..
А.Гусаров
― Нет. Значит, обвинительный приговор – но амнистия.
А.Венедиктов
― Нет, ну это может быть вполне, но это уже политическое решение. Я говорю, любой приговор, который будет вынесен сейчас по делу Надежды Савченко, является политическим. Это будет решение, да простит меня этот судья, который, как мне говорили, вел очень корректно, но, тем не менее, все время отказывал в таких вещах: запрос на карту, запрос на заключение астрономов: в какое время дня ее засняли (она утверждает, что ее засняли до того, как был обстрел, уже в плену с завязанными глазам) – на это тоже отказ – но решение судьи тоже будет политическим, даже если ему не позвонит начальник. Судья не может не учитывать – это было видно по тому, как он вел – политические давление. Поэтому амнистия — политическое, размен – политическое, реальный срок – политическое. Это политический процесс, поэтому и приговор тоже политический. Это не криминальный процесс.
Я вам привел примеры. Ребята, это же в нормальном криминальном процессе такого быть просто не может быть. Что такое «могла»? Вот что это за «могла»? Была или не была – вам нужно вину доказать, а не возможность. Могу я задушить Гусарова? Могу. Силы хватит? Отжимаюсь – могу. Но это не значит, что я его задушил или задушу.
А.Гусаров
― Я тоже бывший боксер.
О.Журавлева
― Вот, кстати.
А.Венедиктов
― Вот! Ты знаешь, это сейчас прозвучало как-то… не в твою пользу!
О.Журавлева
― А это мы сейчас выйдем в коридор и выясним.
А.Гусаров
― «А что с Путиным? Ему очевидный фальшак предъявят, а он съест и похвалит?» — пишет нам «Владимир в бане».
А.Венедиктов
― Владимир Владимирович – политик. И тоже, как и я, или я, как и он, понимает, что это политическая карта. Он будет это использовать. Я, по-моему, понятно это сказал: это карта.
О.Журавлева
― То есть ему в принципе все равно, как они будут это доказывать.
А.Венедиктов
― У него есть человек, обвиненный российским судом в убийстве российских журналистов. Дальше, что он с ним делаем по президентскому праву – повторяю: по президентскому праву он может его амнистировать; видимо, обменять по президентскому праву, а может держать в тюрьме и не реагировать на амнистии, или УДО или чего-нибудь еще. Он политик, понимаешь? А это процесс политический.
О.Журавлева
― Скажите, а Сенцовым и его соратниками…
А.Венедиктов
―Я думаю, что будет «все на всех».
О.Журавлева
― Другой процесс, я так понимаю?
А.Венедиктов
― Я не так внимательно следил за Сенцовым, но если потребуется — я говорю, я же тоже не криминалист, я обыватель в этом смысле, но внимательный обыватель — если потребуется – «всех на всех». Не потребуется – будут сидеть.
О.Журавлева
― Появилась информация, что два минюста практически одновременно – украинский и российский – обменялись факсами с запросами о передаче уже осужденных…
А.Венедиктов
― Ну видишь, я про это не знал, но это доказывает то, что это требует минский процесс. Вот суть, дух Минских договоренностей заключается в том, что «всех на всех», еще раз повторяю. Не важно военнопленные они или осужденные они и так далее. Но Путин же сказал публично: «Вот пусть суд решит, а потом мы будем решать». То есть сначала суд – потом политики. Но суд не завершился еще, приговора нет, приговор еще не вступил в действие…
О.Журавлева
― Вот в этих списках поэтому мы не знаем, кто в российском списке. 13 человек – запрос нашего Минюста украинскому. А в украинском списке – Сенцов и три его подельника, соратника… 30 суток будут рассматривать эти документы, потом вынесут решения. При этом Минюст Российской Федерации говорит, что речь идет не об обмене, а просто о некоем запросе с тем, чтобы они отсидели срок на нашей территории.
А.Венедиктов
― Насколько я знаю, не Минюсту решать. Владимиру Путину решать, не Минюсту.
О.Журавлева
― То есть, на самом деле, это обмен…
А.Венедиктов
― Не знаю.
О.Журавлева
― И как решит президент…
А.Венедиктов
― Ты меня спрашиваешь: возможность обмена – я говорю: он записан в Минских соглашениях, под которым стоит подпись Российской Федерации.
О.Журавлева
― Будем ждать, значит.
Персонально ваш сегодня – главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Ольга Журавлева, Алексей Гусаров — ведущие этой беседы.
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą