«Если мы позволим расчленить Украину, будет ли обеспечена независимость любой из стран?»

Байден на Генассамблее ООН призвал противостоять российской агрессии

penktadienis, liepos 01, 2022

Deportacija. "Гуманитарный коридор" в Россию, фильтрационный лагерь

 

"Здесь не так плохо, надо просто привыкнуть". Студент из Мариуполя рассказал о похищении, побоях, "фильтрации" и побеге в Европу

1 июля 2022 года 06:30 мск Настоящее Время

Военные так называемой "ДНР" в Мариуполе. Фото: ТАСС Фотография: TASS

Студента-старшекурсника Александра похитили еще до российской оккупации Мариуполя – в начале марта, когда шли бои за город. Его задержали боевики так называемой "ДНР", а российские военные допрашивали и били ногами. Он прошел через несколько "фильтрационных пунктов", где во время допросов его обвиняли в "разжигании ненависти в отношении русских", продолжали жестоко избивать и требовали выдать местоположение украинских войск. Позднее Александра вывезли в Донецкую область – на территорию, оккупированную российскими войсками. Оттуда ему удалось выехать в Россию, а после – в Европу. Бежать ему и его семье помогла церковь протестантов-пятидесятников.

Настоящее Время публикует его рассказ.

"Разжигал ненависть в отношении русских". Задержание и побои

— Я – студент Приазовского державного технического университета. Последний семестр не доучился, вышел на президентскую стипендию, до сих пор ее получаю. Дистанционно пытаюсь закончить обучение. Еще работал в компании "Метинвест-Промсервис". Должность называлась "специалист по внутренним коммуникациям". Но отработать я успел буквально полтора месяца.

Я жил с родителями на побережье, перешел через дорогу – и море. В принципе, оккупации как таковой я не дождался, застал только бои. Меня вывезли 8 марта.

Ситуация была крайне курьезная: ко мне пришел товарищ, его девушка жила чуть дальше от меня – в сторону России, в километре. Мы хотели вместе пойти проверить целостность ее дома, может, как-то достучаться к ней. Узнать, что жива. И только мы отошли за полкилометра от моего дома, слышим: "Руки вверх!" – нам кричат какие-то мужики с автоматами. Первая мысль была, конечно, бежать обратно, но мы все-таки подняли руки, подумали, что это наши украинские [военные]. К сожалению, это были российские войска. Мы подошли к ним, нас раздели, обыскали, забрали телефоны. Потом нас передали в другое место, где они замародерили дом. В доме уже было сильно больше народу, в нем они жили, готовили.

Житель Мариуполя во дворе разрушенного дома. 15 мая 2022 года. Фото: Reuters

Там была смесь [из российских военных и боевиков так называемой "ДНР"]. Получается, "ДНР" – их отправляют в самый перед, [на передовую], они изначально нас ловили. Дальше уже были российские войска, но там были и военные не совсем русской внешности. Явно приезжие, у них были русские флаги на нашивках.

Нас закрыли в комнате, сказали ждать какого-то важного человека. В это время наши с товарищем телефоны были у них. Товарищ попросился в туалет, его вывели отдельно от меня. И, видимо, в этот момент они нашли у нас в переписке, повезло так, сообщения патриотического характера в сторону Украины, их это очень оскорбило. Нашли они это сообщение, когда он [товарищ] был у них там, внизу.

Поднимается какой-то мужик, за ним заходят еще трое. Показывает мне телефон с перепиской: "Это вы писали? Это между вами переписка?" Ну, естественно, я говорю: "Да".

Вообще я крайне патриотичный парень был. У нас был чат – 14 человек, скидывали, допустим, какую-то пропаганду российскую. Я говорю: ребята, это даже не скидывайте туда, я буду верить в свою пропаганду. Я знаю, что Украина, может, мне тоже врет, но я буду верить вранью своей родной страны. Вот к этому военные цеплялись. Еще как-то раз появилась фотография с рецептом "коктейля Молотова". Я скинул в чат, говорю: мало ли, кому-то пригодится. К этому прицепились тоже. Самое основное они использовали выражение "разжигал ненависть в отношении русских".

Сказать точно, что я написал и что написал мне мой друг, я не могу, потому что это крайне матерно, очень злобно написано в сторону русских. Вообще русских.

И [после этих вопросов] меня на кровати бьют. Я просто лежу, пытаюсь закрывать лицо, и мое лицо топчут трое военных. У меня сломан нос. В принципе, не критично, чуть-чуть заметно. Есть фотография моего лица через три дня после этого происшествия.

Александр через три дня после избиения

Меня потом берут, выводят из дома, я вижу, как мой товарищ стоит в луже своей крови на коленях. По его рассказам, за то время, пока я был наверху, на втором этаже, его вывели на задний двор, поставили в яму на колени и к затылку приставили пистолет. В итоге выстрелили сбоку, возле уха. Спрашивали последнее слово. Потом приехал тот мужик, которого мы должны были дождаться, важный.

Я не помню, как его звали, потому что достаточно много времени прошло. Не уверен, но его вроде называли Палач. Выглядел он как кавказец, наверное, и говорил он с сильным акцентом. Никаких нашивок я не помню, я смотрел в пол с круглыми глазами.

Нас били еще пару раз. Приковали наручниками, еще били. Потом нас положили в багажник и отвезли до одного пункта. Там пересадили в другой багажник, довезли до второго пункта.

Я лег [в багажник] первый, а потом лег мой товарищ. Он не помещался, и его пару раз хлопнули крышкой по голове, а потом багажник завязали. Везли неаккуратно. Я пытался запомнить номера трассы, по-моему, там было что-то типа 622. Я все еще надеялся, что у меня получится бежать. Пересадили нас и сказали, что если кто-то рыпнется, то у них там отвертка, они вставят ее нам в шеи. В итоге мы оказались в обезьяннике в каком-то [фильтрационном] пункте в Новоазовске. Это была гражданская постройка, выглядела как частный дом.

"Отец для меня гроб готовил". Две "фильтрации" и встреча с родителями

— Мы были как на допросе на этой "фильтрации".

Там было двое мужчин: один худой, высокий, другой – довольно толстый. И вот этот толстый, он был с битой резиновой и бил по ногам. Это уже перед тем, как мы оказались в камере, нас допрашивали. У них были телефоны наши. Один занимался просмотром всех диалогов: переписки, сообщения, звонки последние – все это они изучали. Другой пытался выяснить, что мы знаем, служили ли мы, кто наш знакомый в "Азове".

Раздевали много раз, пересматривали. Раздели один раз, потом раздели второй, те же самые люди. Не знаю, что они в первый раз не увидели. Искали татуировки. Пытались выяснить, где находятся украинские войска, но, к счастью, мы этого не знали, поэтому ничего сказать не смогли. Очень оскорбительно было – у них лежал украинский флаг, они вытирали об него ноги. Это я хорошо помню.

После допроса нас просто посадили в камеру. Мы на одном матрасе… Это начало марта было, довольно холодно, а дверь [на улицу] открыта. Мы ждали утра, с разбитыми лицами. Я не мог закрыть рот, потому что у меня было сильно опухшее лицо.

Российские военные в Левобережном районе Мариуполя, 13 апреля 2022 года. Фото: ТАСС

После обезьянника нас отвезли на вторую "фильтрацию", как раз ту, которую проходят все подряд. Там стояла палатка, столы с компьютерами, фотографировали, брали отпечатки, заполняли документы по поводу того, кем был, откуда сам, родителей записывали, как выбрался…

Просто регистрация населения. Там нас причисляли уже к беженцам. На этой "фильтрации", кстати, тоже были наши телефоны, и мой мне так и не вернули. Ночь мы провели в пункте временного пребывания, это была школа. Просто помещение с матрасами. На следующий день за нами приехала бабушка моего товарища и забрала нас к себе в Торез [на территории Донецкой области, которую контролирует так называемая "ДНР"]. Я там пожил, пока мои родители не вышли из Мариуполя. Они не знали, что со мной, отец для меня дома гроб готовил. Потом к ним домой пришли русские военные, наставили на них дула и сказали: "Десять минут на собраться и уходить отсюда".

Они 16 марта выехали в Россию. Просто собрали чемоданы и пошли в сторону границы, а там их встретил эвакуационный автобус. На "фильтрации" их не обыскивали, ничего такого, но мужчин долго держали. Отца моего, мужа сестры.


"Почему уезжаете? Здесь не так плохо, надо просто привыкнуть"

— Мы встретились только в Таганроге. Я нашел прямой автобус из Тореза. Там были блокпосты. На одном из них военный посмотрел мои документы и сказал: "Ну, по ходу, ты здесь и останешься". К счастью, "фильтрацию" я уже прошел, за мной ничего не числилось, вроде как пропустили дальше. Была таможня "ДНР", потом российская таможня, потом еще один блокпост уже внутри России – и все четыре раза я рассказывал, как, откуда и кто я, спрашивали, почему у меня синяки под глазами. Там люди не знали о том, что у нас с товарищем в телефонах нашли, но что-то подозревали. Все четыре раза меня раздевали, искали татуировки. Как будто бы до этого никто этого не делал.

Я доехал до Ростова, потому что пропустил остановку, и туда уже за мной приехали друзья родителей. Они меня забрали и привезли к себе домой, в Таганрог. Мы там посидели меньше недели и отправились Питер.

Может быть, тогда волонтеров не было, может быть, просто мне так "повезло" не встретить их, но были только волонтеры от государства и МЧС. Максимум угостили меня сигаретами и спросили, почему я такой битый. Волонтеры появились уже в Эстонии. А так просто знакомые, друзья родителей.

Беженцы из Мариуполя в Запорожской области Украины, посадка в автобус в Польшу. Иллюстративное фото. Reuters

Мой отец – верующий человек, эта община, протестанты-пятидесятники, распространена по всему миру. Те люди, [помогавшие нам в России], изначально нас не знали. Мы через знакомых с ними связались, тех, кого просто вывезли раньше точно таким же путем. Они нас приняли, всю нашу семью. Потом в Эстонии точно такая же семья верующих нас приняла.

На выезде из России была таможня, нас опять раздели, допросили: откуда, кто такие, как здесь оказались. Полтора часа мы с отцом и другие мужчины ждали решения таможенников. Насели на нас: мол, если мы сейчас выезжаем из России, то обратно уже не сможем вернуться. У нас с отцом еще раз сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, потому что не смогли найти в базе, и выпустили. Эстония пустила спокойно.

Нам предлагали остаться в России. Мне и на оккупированной территории, в "ДНР", предлагали остаться. Но желания даже близко не было. Говорили: "Почему уезжаете? Вы же понимаете, что здесь не так плохо, надо просто привыкнуть".



История Анны Зайцевой, выбравшейся из "Азовстали": контузия, фильтрационный лагерь и пленение мужчины

Анна – учительница французского и английского языков, ее муж – Кирилл – морской пехотинец / фото Анны Зайцевой


Уроженка Мариуполя Анна Зайцева рассказала УНИАН о жизни с грудным ребенком на протяжении нескольких месяцев в бомбоубежище на "Азовстали", неустанных обстрелах, контузии, фильтрационном лагере кафиров и пленении мужчины-военнослужащего.

Анна – учительница французского и английского языков, ее муж – Кирилл – морской пехотинец. Участвовал в событиях на Майдане, с 2014 года присоединился к рядам ВСУ и защищал Украину от оккупантов.

Контракт истек. У супругов родился сын и они приняли совместное решение в целях безопасности сменить место работы мужа. Кирилл пошел работать прессовщиком на металлургический комбинат "Азовсталь". Но спокойная жизнь длилась недолго. Через три месяца Россия начала широкомасштабное наступление на Украину…

Свадьба Анны и Кирилла / фото Анны Зайцевой

"Под вечер орудийные выстрелы звучали уже через несколько улиц"


Чтобы защищать семью и страну, Кирилл присоединился к батальону "Азов". Семья обсудила выезд из города Анны с сынишкой. Однако в первый день сделать это не удалось, а позже уже не было такой возможности – уже к вечеру пушечные выстрелы звучали уже через несколько улиц.

Мужчине пришло сообщение с работы, что сотрудники завода вместе с семьями могут приходить в бомбоубежище. Туда и направились с родителями Анны. Сыночку в то время было всего три с половиной месяца.

Разместились в укрытии, расположенном неподалеку от проходных. По словам Анны, оно не было приспособлено для длительного пребывания, стояли только скамейки, спальных мест не было. Здесь находились около 10 человек.

В начале марта в Мариуполе не было ни мобильной связи, ни интернета, из-за чего у людей не было возможности связаться со своими родными.

В одну из ночей прямо в цех прилетела ракета. "Нам повезло, – говорит Анна, – потому что ракета попала в цистерну, которая взяла на себя весь удар. Ее просто разорвало...".

Укрытие осталось невредимым, но оно настолько дрожало, что люди решили переместиться в другой тайник.

На карете скорой помощи буквально через 10 минут доехали в более безопасное место. Это бомбоубежище было внутри завода – большое, просторное, глубокое. Располагалось в здании бань, поэтому в помещении были отдельные кабинеты, раздевалки и пустой бассейн. Укрытие имело и вентиляционную комнату, что обеспечивало поступление кислорода.

Бункер / фото Анны Зайцевой

Быт в укрытии: делились на команды и дежурили


За все время пребывания в бомбоубежище собралось 75 человек, из которых – 17 детей. Чтобы никого не потерять, составляли списки людей.

Для удобства, между собой поделились на несколько команд и поочередно выполняли бытовые обязанности, поддерживали порядок и готовили еду.

Среди людей были и пророссийски настроенные личности, поэтому из-за разных политических взглядов между собой ссорились. Но это никак не влияло на другие факторы, потому что у всех была единственная цель – выжить и выбраться из города. Хотя были и те, кто сидел в стороне и не участвовал в организационных вопросах и улучшении быта.

В нескольких метрах от укрытия – на чуть более высоком уровне, в бойлерной – сделали импровизированную кухню. Там стоял баллон с газом, с помощью которого стряпали.

"Это было опасно, но при таких обстоятельствах нужно было выбирать", - говорит Анна.

Наряду с укрытием мужчины совершили костер, но пользовались им не часто, ведь обстрелы почти не утихали.

Приносили с собой еду из дома, ели сухпаи. В бомбоубежище приезжали военные с помощью, привозили картофель, крупы, кукурузу, смеси для малышей и молоко.

Военные привозили картофель, крупы, кукурузу, смеси для малышей и молоко / фото Анны Зайцевой

Анна рассказывает, что каждый день готовили суп, потому что именно такую ​​еду можно поделить на многих.

"Суп не насыщал, но мы хотя бы не были очень голодны", – говорит Анна.

От стресса и неполноценного питания у нее исчезло молоко. Поэтому своего сына кормила смесью, а при ее отсутствии смешивала молоко с сахаром.

Благодаря генератору в бомбоубежище была электроэнергия, хотя и с перебоями и не все время. Мужчины под обстрелами искали солярку, сливали ее с тракторов и заряжали генератор.

Приходилось пользоваться фонарями и свечами. Именно с помощью свечи Анна грела смесь своего ребенка.

Девушка говорит, что сын ночью очень пугался громких звуков и шума. Поэтому придумала способ, как успокаивать своего малыша: играла с ним маленьким фонариком.

По словам девушки, сын и сейчас не может спать без ночнички или какого-нибудь минимального освещения.

фото Анны Зайцевой

"По три-четыре раза одну кружку воды использовали в разных целях"


Когда во дворе завода был снег, мужчины набирали его в бочки и приносили в укрытие, растапливали и использовали в быту. Собирали дождевую воду, сливали техническую воду из труб.

"Всю техническую воду отрабатывали по несколько раз. Никто не мылся, но если мне нужно было постирать вещи ребенку, то я знала, что сегодня смогу одной бутылкой воды и голову себе помыть, и ребенка, и потом еще и вещи поперу в нем же. То есть по три-четыре раза одну кружку воды использовали в разных целях, – говорит Аня. – Сначала все пугает, а потом уже пристраиваешься”.

Несколько раз люди пытались эвакуироваться, но все попытки были тщетны.

Некоторые, несмотря на большие риски, выезжали машинами в одиночку, присоединялись к колонне.

"На выходе из города их начали обстреливать, и колонна разделилась. Кто-то смог доехать до Запорожья, часть людей расстреляли, другие вернулись в "Азовстали"", - вспоминает девушка.

"Пятиэтажное здание сложилось за один прилет"


Очень остро девушке запомнилось одно из утро. Он был подозрительно тих. Мариупольцы вышли из бомбоубежища на поверхность и начали прицельно обстреливать оккупанты. В результате были ранены четверо украинских военных и российского пленного, которого везли на обмен. Второй пленный погиб из-за обломка, попавшего ему в голову.

По словам Анны, вместе с ними в хранилище были пленены россияне. Причем их никто не трогал. Более того, их тоже кормили и давали воды.

Анна говорит, что оккупанты сделали для украинских военных ловушку: они давали возможность ребятам зайти внутрь бомбоубежища, а на выходе открывали огонь.

"25 апреля рашисты спустили на нас противобункерную бомбу. Наше пятиэтажное здание сложилось за один прилет. Эвакуационные выходы завалили. Мы были заблокированы", - вспоминает девушка.

В то время Анна с матерью находились в бойлерной. Взрывная волна была такой силы, что мать Анны получила перелом руки, а обе женщины – контузию.

"Одна старушка бабушка была в туалете, и от ударной волны зеркальце разбилось ей в голову... Военные помогали остановить кровотечение, которое несколько часов просто не останавливалось вообще", - вспоминает неприятный эпизод жительница Мариуполя.

По словам девочки, бассейн взял на себя весь удар. Брахта посыпалась туда. В нем образовалась дыра, из-за которой впоследствии люди смогли выбраться из-под завалов.

"Это была самая страшная ночь для нас, понимали, что если что-нибудь еще прилетит, то укрытие не выдержит. И будет братская могила. Всю ночь помогали раненым, контуженным...", – говорит нынешняя переселенка.

Дом Анны / фото Анны Зайцевой

"Одними резиновыми перчатками они обыскивали каждую женщину, касались ими всех частей тела, интимных мест"


30 апреля произошла финальная эвакуация. Действовал режим тишины. Этим воспользовались пророссийски настроенные граждане, также находившиеся в бомбоубежище - они пошли к оккупантам.

Люди, желавшие выехать на украинские территории, уже не верили, что эвакуация состоится. К вечеру пришли военные и сказали, что надо быстро собираться.

Ехали на автобусе без окон, без дверей. Людей встретили представители Красного Креста и ООН, пересадили в невредимый автобус. Но проехали всего несколько метров и остановились. В автобус зашли российские военные с автоматами и сопровождали мирное население в поселок Безымянное, в фильтрационный лагерь.

Приехали туда ночью, женщин и мужчин разделили и повели на обыск.

В палатке представительницам женского пола сказали полностью раздеться, снять с себя нижнее белье.

Представительницы России и "ДНР" одними резиновыми перчатками обыскивали каждую женщину, затрагивали все части тела, интимные места. Искали татуировки и шрамы. Задавали вопросы, если были какие-то "находки".

В это время ребенок Анны был на руках у девушки из ООН, россиянам Аня не позволила прикасаться к своему сыну.

Проверяли документы, вносили данные в базу. В фильтрационном лагере перекачивали информацию со всех телефонов на ноутбук, снимали отпечатки пальцев, фотографировали в профиль и анфас. Каждый проходил беседу с военным из России или ДНР.

"Я так понимаю, моя фамилия подтянулась к фамилии моего мужа. Они поняли, что я жена военного", – вспоминает переселенка.

На допросе представитель ФСБ сначала разговаривал с Анной ласково, настраивал ее на дружеский диалог. Но девушка не шла на контакт, поэтому он начал угрожать. Требовал рассказать всю информацию о мужчине, если она хочет, чтобы обошлось без страданий и жертв.

Анна была непоколебима, от нежелательной беседы ее спас представитель Красного Креста, говоривший на французском. Анна еще в автобусе предупредила его по-французски, что она жена военного и могут возникнуть какие-то вопросы. Волонтер увидел, что Аню под давлением пытаются опросить три человека, и своим появлением в комнате смягчил ситуацию.

"Они поняли, что я знаю французский язык и могу все передать, так что разошлись. Остался один, который сказал финальную фразу: "Передайте им, что мы вас здесь не едим"", – рассказывает Аня и добавляет, что у нее забрали украинский паспорт. , который так и не вернули.

Школа, в которой Анна работала преподавателем / фото Анны Зайцевой

Впоследствии она узнала, что две девочки, среди которых была ее четырнадцатилетняя ученица, не прошли фильтрацию. Что с ними произошло дальше – неизвестно...  

Анна рассказывает, что фильтрация длилась четыре часа. И это еще довольно быстро по сравнению с другой группой эвакуированных, которую они остались ждать. Тех проверяли в течение 10 часов.

В Запорожье кафиры везли людей окольными путями, по дороге проверяли документы.

Останавливались в селе Дмитровка. Мужчинам приказали оставаться в автобусе, а женщинам – идти ночевать в учебное заведение.

"Было очень страшно. В школе было много российских военных. Всю ночь мы лежали и слышали, как они обсуждают, как лучше убивать украинских ребят. Сказать, что это был кошмар – ничего не сказать", – рассказывает Анна.

Утром выехали в Запорожье, рискуя жизнью, пересекали серую зону. К счастью, остались невредимыми.

"В Запорожье нас встречали украинские военные. Это было настолько радостно! На блокпостах стояли наши ребята, улыбались нам. Мы рады, что все так завершилось", – говорит Анна.

После этого людей, по желанию, направляли в Буковель на месяц – отдохнуть и подыскать себе жилье.

Муж Анны - Кирилл / фото Анны Зайцевой

С мужем Анны нет связи с 16 мая. Все время девушка узнавала информацию о возлюбленном от военных, показывая им медальон "смертника". Сейчас известно, что Кирилл был ранен: прострел ноги и обломочные ранения. По последней информации он находится в плену российской армии. Никакого известия о состоянии здоровья мужчины у Анны нет. Единственное, что есть видео оккупантов, на котором военнослужащий на костылях выходил из "Азовстали" на эвакуацию и давал интервью.

Где любимого искать, девочка не знает. Но настроена решительно: сотрудничает с разными политиками, пишет письма к президентам других стран.

Анна из-за слез улыбается и верит, что с ее родным человеком все будет хорошо, что он обязательно вернется живым, а Украина победит!

Марта Нетюхайло




"И Христос был беженцем". Отец Григорий и его волонтеры

14 июня 2022  svoboda

Священник Григорий Михнов-Войтенко.

Священник Григорий Михнов-Вайтенко помогает украинским беженцам, оказавшимся в Ленинградской области. Часть из них хотела бы осесть тут, часть – вернуться, а кто-то – добраться до Европы. В чем специфика христианской помощи? Как смотрит на эту помощь власть?

Гуманитарный коридор – понятие не только юридическое, правовое или военное. Человека необходимо поддержать психологической и лекарственной заботой, теплом и словом. Есть не только медицина катастроф, но и язык катастроф. Несколько миллионов украинцев покинули свои дома. Мировое сообщество поднялось на защиту новейших изгнанников. Об этой картине мира, создающейся на наших глазах, подкаст-сериал "Гуманитарный коридор". По ширине этого коридора будут судить о морали и ответственности нашей эпохи. Ведущие – Иван Толстой и Игорь Померанцев.


Сегодня наш собеседник – архиепископ Варяжский и Балтийский Апостольской православной церкви Григорий Михнов-Вайтенко.

Но начнем мы с песни Александра Галича – "Песни исхода". Архив Радио Свобода.

(Поет А. Галич)

Komentarų nėra: