26 ДЕКАБРЯ 2017, 21:05 SТАТUS / Echo.msk
Екатерина Шульман, политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС
ВЕДУЩИЙ: Майкл Наки
<...>
Е.Шульман
― Несмотря на то, что этот выпуск у нас последний в 2017 году, никаким подведением итогов года мы не занимаемся, потому что те социально-исторические, политические процессы, которые мы с вами пытаемся наблюдать, анализировать, они не умещаются в рамках календарного года, они продолжаются, в общем, постоянно. Поэтому это вот школьное сочинение на тему «Как я провел 2017 год» мы с вами писать не будем. Тем более, что уходящая неделя богата и сама по себе на те события не события… хотя да, есть и новости, не совсем события, есть и события и новости одновременно, которые заслуживают наблюдения.
Значит, у нас с вами избирательная кампания входит в свою высокую фазу и переходит на следующий этап, когда после объявления целым рядом граждан о том, что они хотели бы быть кандидатами, начинается уже непосредственно процесс выдвижения, то есть подачи документов в Центральную избирательную комиссию и регистрация кандидатами, после чего начинается сбор подписей.
Только началось это электоральное движение, и уже имеем мы такие значимые этапные события, как основной кандидат объявил о том, что он будет баллотироваться. Он идет на выборы самовыдвиженцем, он не идет от партии, соответственно, он идет от группы граждан. Сегодня, насколько я понимаю, эта группа граждан его и выдвинула.
Это все, на самом деле, не очень важно, это такие формальные вещи. Но понятно, что административная машина будет занята сбором 300 тысяч подписей, поскольку кандидаты не от партий и не от парламентских партий, они должны эти 300 тысяч собрать. То есть будет, чем заняться.
При этом, насколько можно понять, штаба не будет, главы штаба тоже не будет. Это чрезвычайно вписывается в концепцию такой вот кампании пониженного шумового уровня, такой низкокалорийной кампании, малозаметной, которая должна не особенно тыкать в нос избирателю, телезрителю, что у нас, вообще, какие-то выборы происходят. Потому что даже наша с вами политическая система, не самая богатая на каналы обратной связи и не самая проницательная, — даже она догадывается, что избиратель не в лучшем настроении, не то чтобы он полон энтузиазма, и если ему слишком активно напоминать, что вот выборы, выборы — давай-ка приди и поддержи, то он не обрадуется. Он скорее находится в состоянии тихого или чуть менее тихого раздражения. Поэтому не будет у нас с вами штаба и его начальника, не будет развернутой программы, с которой выходит кандидат на выборы.
Будет, насколько я понимаю, традиционная раздача подарков, будет произнесение каких-то слов, которые призваны сгладить тягостное впечатление от неизменности и какой-то повторяемости, которое это выдвижение, судя по всему, все-таки произвело. Поэтому у нас кандидат на фоне молодежи и детей старается появляться. Поэтому он говорит такие, не совсем для себя характерные и не очень органичные слова про обновление и чего-то там еще… будущий и завтрашний день, какова, собственно, была речь на последнем мероприятии, на котором он появлялся, собственно говоря, на съезде «Единой России». Вот сегодня опять встречался с детишками.
В общем такой, какой-то более-менее позитивный, радостный и футуристический даже фон стараются ему создавать, но при этом, еще раз повторю, не терроризировать телезрителя и избирателя какой-то массированной избирательной компанией. Это первое направление. С это всё более-менее понятно.
Второе направление, более рискованное – это кандидат Навальный и отказ ему со стороны Центральной избирательной комиссии в приеме документов на основании имеющейся у него судимости. Называть ли это новостью? Это, мягко говоря, ожидаемое событие. В общем, даже и сами члены ЦИКа и его руководство говорили предварительно о том, что «вот такая у нас правовая ситуация, ничего мы сделать тут не можем. Мы должны действовать по закону». С другой стороны, это обозначение вот этого самого нового этапа: его не зарегистрировали.
Дальше что происходит? У него есть сеть региональных штабов, которые все вместе образуют, что можно называть скелетом партии и то, что гораздо больше похоже на полноценную политическую партию, чем большинство тех организаций, которые у нас партиями именуются и по закону в качестве таковых зарегистрированы. Что теперь будут делать эти все штабы? Что будет делать сам кандидат после того, как понятно, что легального пути в кандидаты у него нету?
Он призывает к забастовке избирателей. Забастовка избирателей – это, насколько я понимаю, не то чтобы бойкот выборов. Дальше начинается интересный момент. Интересный он как с правовой, так и с политологической точки зрения. Мы с вами в этой студии говорили о терминах абсентеизм и бойкот, об участии и неучастии и о том, чем одно отличается от другого.
Бойкот выборов – скажем еще раз это громко – требует не столько участия избирателей, сколько участия кандидатов. Бойкот выборов происходит, когда политические партии, либо кандидаты отказываются участвовать в выборной кампании в знак протеста. То есть, что такое бойкот? Мы не регистрируемся, мы не баллотируемся, и своих сторонников мы призываем в этих выборах не участвовать, потому что мы — не важно, почему – мы обиделись, нам не нравится по любой причине. Это бойкот. Это у нас с вами не наблюдается, потому что никакой коалиции бойкотирующих среди кандидатов нет. Ну не назвать же Сергея Миронова участником бойкота, потому что он сам решил не выдвигаться, а Путина поддержать – тоже еще один способ сберечь ресурсы и энергию: поддержать того кандидата, который не нуждается в твоей поддержке.
Значит, к чему призывает Алексей Навальный в виде этой самой забастовки избирателей? То есть он говорит: «Не приходите, не разгоняйте явку. Не приходите, не берите никакие бюллетени, не надо их портить, не надо на них чего-то рисовать – просто не приходите». Что это может нам дать? Что это может ему дать?
Ну, во-первых, вопрос, которым задался уже пресс-секретарь президента Дмитрий Песков: А вот законно ли это? Давайте-ка проверим это все на экстремизм. Предвосхищая сомнения пресс-секретаря, скажем ему следующее: участие в выборах – это не обязанность, а право граждан Российской Федерации. Они могут прийти, не прийти, прийти и проголосовать за любого кандидата, не голосовать ни за какого кандидата. Следовательно, агитацию можно вести за любой из этих типов поведения. Ни одно из них не является незаконным.
Незаконным является препятствование осуществлению выборов: препятствование избирателям, препятствование комиссии, препятствование наблюдателям – всем тем, кто имеет отношение к проведению этих выборов.
В общем, стоять перед участком и плеваться в тех, кто идет голосовать, нельзя. Это Ку-клукс-клан какой-то. Взрывать избирательные участки или звонить им туда, говоря, что у вас заложена бомба, с целью сорвать выборы, нельзя. Нельзя предпринимать действия, направленные на срыв выборов. Напоминаем слушателю Пескову и остальным нашим слушателям: невозможно сорвать выборы путем неучастия. У нас с 2006 года отсутствует нижняя планка явки. Это значит, что, сколько бы народу не пришло на выборы – даже если никто не придет, — все равно выборы будет признаны состоявшимися даже при одном-двух-трех голосующий, если представить себе такую фантастическую картину. Поэтому сорвать выборы нельзя. Следовательно, если нет попыток срыва, то нет и нарушения законодательства. Это момент, так сказать, лирический – правовой.
Теперь момент, собственно говоря, политический. С одной стороны, выборы сорвать нельзя, они все равно состоятся. С другой стороны, существует ситуация низкой явки, которая, стало понятно, что она существует, уже по итогам парламентский выборов 2016 года, прошедших при очень низкой явке в особенности в крупных городах и в среднерусских регионах. Вот именно с осени 16-го года наш политический менеджмент увидел эту бездну, расползающуюся у нас под ногами и озаботился явкой. Потому что такое низкая явка? Низкая явка – это зависимость результата от регионов, деликатно называемых регионами электоральных аномалий, то есть национальных республик и отдельных областей, в которых силами руководства выстроена специфическая система, дающая результаты выборов без участия избирателей.
Можно так выбрать парламент? Да, конечно, можно. Он так и выбран. Поэтому там сейчас в спичном составе фракции «Единая Россия» в сторону этих самых национальных республик. Они больше процентов себе добились, скажем так… получили, соответственно, они больше и провели по спискам, поэтому там немножко все перекосило. Но парламент не является у нас краеугольным камнем политической системы, поэтому то, что он избран таким способом, в общем, не нарушает этой самой системы равновесия и стабильности.
Выборы президента силами национальных республик и сельских областей, конечно, можно. Но если в этом не будут участвовать хоть сколько-нибудь активным образом Москва и Санкт-Петербург, Екатеринбург и Нижний Новгород и, вообще, вся городская Средняя Россия, а будут в этом участвовать республики Северного Кавказа, Кемеровской области, республика Мордовия, Татарстан и Башкортостан, — это опять же тоже можно, закону это не противоречит. Но это, скажем так, приближает нас к ситуации, в который мы и так потихонечку вползаем, а именно к ситуации трансформации нашей с вами персоналистской автократии, если она у нас, вообще, была, в другой политический режим, в котором уже нет такой роли верховного балансировщика, держателя равновесия, разруливателя конфликтов; в которой группы интересов и корпораций предоставлены сами себе и воюют свои войны и сражаются в своих битвах как могут, и никто им особенно уже ни на что не указывает.
Ее раз повторю: мы и так в эту ситуацию постепенно вплываем, потому что политическая система наша не молодеет, и, не молодея, она потихонечку трансформируется именно в эту сторону.
Но, как видите, все, что называется, работает на тот сценарий, который все равно должен реализоваться.
Поэтому, с одной стороны, можно сказать, что Алексей Навальный пользуется энергией той волны, которая идет и без него. Явка и так будет низкой, с этим ничего не поделаешь. Дальше он сможет сказать: «Вот смотрите, какая она низкая – это потому что мои избиратели не пришли». Потому ли это, что его избиратели не пришли, или они и так не собирались приходить, — этого уже теперь не выяснишь. Ну, собственно, в этом виноваты те, кто не дал ему зарегистрироваться. Когда бы он зарегистрировался и стал бы кандидатом, можно было точно посмотреть в бюллетене, сколько проголосовало за него человек, а так мы этого не знаем. Так он скажет: «Вот она ваша явка-то 50% с копейками. А все остальные люди – мои избиратели, они из-за меня не пришли голосовать». Можно будет опровергнуть этот тезис? Затруднительно.
Это, с одной стороны. С другой стороны, выборы так не сорвешь. Выборы состоятся. Претензии к их легитимности будут носить, скажем так, оценочный характер, потому что по действующему законодательству они будут проведены так, как там, собственно говоря, написано. Насколько я понимаю, не будучи настоящим сварщиком, настоящим действующим юристом-конституционалистом, насколько я понимаю правовую ситуация с его регистрацией – не регистрацией, тут, действительно, существует противоречие между федеральным законодательством, принятым, откровенно скажем, ровно под эту ситуацию, и Конституцией, которая должна была бы быть документом прямого действия. И Конституция постулирует, что все граждане, на находящиеся в местах лишения свободы и не признанные судом недееспособными, могут обладать пассивным законодательным правом, то есть регистрироваться кандидатами. В законе написано, что эти не могут, заодно не могут те, у которых есть неснятая судимость. Это противоречие.
Не говоря уже об очень туманной ситуации с приговором, который отменил Европейский суд по правам человека. Это приговор по «Кировлесу». Верховный суд его подтвердил. То есть, что такое его судимость, в какой момент она наступила и насколько она сейчас является актуальной – это вопрос сложный. То есть муть некоторая тут есть. Можно сказать, что Центральная избирательная комиссия не могла поступить иначе, потому что она не может принять Конституцию как документ прямого действия, она должна по закону действовать.
М.Наки
― А эта муть, она случайна или нет?
Е.Шульман
― Никакая законодательная муть не случайна. Она является совершенно рукотворной, потому что законы, они не больше мы не верим в Кодекс Хамурапи, в Скрижали Завета, может, кто-то верит, но, тем не менее, законы, они у нас не спускаются с горы Синай в готовом виде, а они принимаются людьми. Поэтому всякая невнятность, всякая двусмысленность формулировок, она всунута туда специально ровно с этой целью: для того, чтобы дать возможность конечному правоприменителю своим прикладным творчеством заниматься, что, собственно говоря, у нас и происходит.
Я еще на одну прелестную деталь не могу не обратить внимания. Это мелочь, но, тем не менее. У нас же много-много кандидатов. Большая свободная диверсификация. Куча народу пришло в ЦИК со своими папками документов. В том числе, перед Алексеем Навальным рассматривался кандидат Олег Лурье, журналист, отсидевший в тюрьме по обвинению, насколько я понимаю, в вымогательстве. Он тоже как-то вдруг неожиданно захотел стать кандидатом в президенты, и ему отказали на основании судимости.
Насколько я понимаю, хитрости нашей административной машинки – они любит такие штуки – это было сделано для того, чтобы показать: «Смотрите, мы не одному Навальному отказываем – а у нас закон вот един для всех. Вот еще один пришел человек – ему тоже отказали, потому что у него судимость». А он на буку «Л». А дальше идет буква «Н». Говорят: «Ну, что же вы пришли? Вы видели, перед вами что было? Вот и с вами сейчас то же будет».
Кому это все надо? Зачем они организуют все эти спецоперации великие? Кого они пытаются убеждать, в чем, совершенно непонятно. Вот это вот… ме-ме-ме… пристрастие к мелочным эффектам, оно губит наш политический менеджмент. Проще надо быть, без этих извращений стараться обходиться.
Завершая эту увлекательную тему, что мы с вами получаем на выходе? Мы с вами получаем ситуацию, когда можно после Нового года пытаться квалифицировать призывы к неучастию в выборах как препятствие к осуществлению избирателями своих прав и преследовать штабы и, собственно, самого Алексея Навального по закону. Но не очень здорово во время избирательной кампании устраивать одновременно кампанию политических репрессий. Это не то, чего политическая машина хочет демонстрировать как избирателю, так и, собственно, самому основному кандидату.
М.Наки
― Выглядит не очень красиво.
Е.Шульман
― Выглядит совсем некрасиво. Должна быть благость, понимаете? Дети и молодежь, елки и раздача подарков, каковая уже началась. В том числе, и хорошие подарки тоже раздаются: там программа паллиативной помощи одобрена замечательная, которую НКО наши добивались в течение долгих лет и десятилетий – вот, наконец-то.
М.Наки
― Сейчас мы сделаем небольшой перерыв и вернемся тогда к этой мысли – закончим с событиями.
<...>
Echo.msk
Екатерина Шульман, политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС
ВЕДУЩИЙ: Майкл Наки
<...>
Е.Шульман
― Несмотря на то, что этот выпуск у нас последний в 2017 году, никаким подведением итогов года мы не занимаемся, потому что те социально-исторические, политические процессы, которые мы с вами пытаемся наблюдать, анализировать, они не умещаются в рамках календарного года, они продолжаются, в общем, постоянно. Поэтому это вот школьное сочинение на тему «Как я провел 2017 год» мы с вами писать не будем. Тем более, что уходящая неделя богата и сама по себе на те события не события… хотя да, есть и новости, не совсем события, есть и события и новости одновременно, которые заслуживают наблюдения.
Значит, у нас с вами избирательная кампания входит в свою высокую фазу и переходит на следующий этап, когда после объявления целым рядом граждан о том, что они хотели бы быть кандидатами, начинается уже непосредственно процесс выдвижения, то есть подачи документов в Центральную избирательную комиссию и регистрация кандидатами, после чего начинается сбор подписей.
Только началось это электоральное движение, и уже имеем мы такие значимые этапные события, как основной кандидат объявил о том, что он будет баллотироваться. Он идет на выборы самовыдвиженцем, он не идет от партии, соответственно, он идет от группы граждан. Сегодня, насколько я понимаю, эта группа граждан его и выдвинула.
Это все, на самом деле, не очень важно, это такие формальные вещи. Но понятно, что административная машина будет занята сбором 300 тысяч подписей, поскольку кандидаты не от партий и не от парламентских партий, они должны эти 300 тысяч собрать. То есть будет, чем заняться.
При этом, насколько можно понять, штаба не будет, главы штаба тоже не будет. Это чрезвычайно вписывается в концепцию такой вот кампании пониженного шумового уровня, такой низкокалорийной кампании, малозаметной, которая должна не особенно тыкать в нос избирателю, телезрителю, что у нас, вообще, какие-то выборы происходят. Потому что даже наша с вами политическая система, не самая богатая на каналы обратной связи и не самая проницательная, — даже она догадывается, что избиратель не в лучшем настроении, не то чтобы он полон энтузиазма, и если ему слишком активно напоминать, что вот выборы, выборы — давай-ка приди и поддержи, то он не обрадуется. Он скорее находится в состоянии тихого или чуть менее тихого раздражения. Поэтому не будет у нас с вами штаба и его начальника, не будет развернутой программы, с которой выходит кандидат на выборы.
Будет, насколько я понимаю, традиционная раздача подарков, будет произнесение каких-то слов, которые призваны сгладить тягостное впечатление от неизменности и какой-то повторяемости, которое это выдвижение, судя по всему, все-таки произвело. Поэтому у нас кандидат на фоне молодежи и детей старается появляться. Поэтому он говорит такие, не совсем для себя характерные и не очень органичные слова про обновление и чего-то там еще… будущий и завтрашний день, какова, собственно, была речь на последнем мероприятии, на котором он появлялся, собственно говоря, на съезде «Единой России». Вот сегодня опять встречался с детишками.
В общем такой, какой-то более-менее позитивный, радостный и футуристический даже фон стараются ему создавать, но при этом, еще раз повторю, не терроризировать телезрителя и избирателя какой-то массированной избирательной компанией. Это первое направление. С это всё более-менее понятно.
Второе направление, более рискованное – это кандидат Навальный и отказ ему со стороны Центральной избирательной комиссии в приеме документов на основании имеющейся у него судимости. Называть ли это новостью? Это, мягко говоря, ожидаемое событие. В общем, даже и сами члены ЦИКа и его руководство говорили предварительно о том, что «вот такая у нас правовая ситуация, ничего мы сделать тут не можем. Мы должны действовать по закону». С другой стороны, это обозначение вот этого самого нового этапа: его не зарегистрировали.
Дальше что происходит? У него есть сеть региональных штабов, которые все вместе образуют, что можно называть скелетом партии и то, что гораздо больше похоже на полноценную политическую партию, чем большинство тех организаций, которые у нас партиями именуются и по закону в качестве таковых зарегистрированы. Что теперь будут делать эти все штабы? Что будет делать сам кандидат после того, как понятно, что легального пути в кандидаты у него нету?
Он призывает к забастовке избирателей. Забастовка избирателей – это, насколько я понимаю, не то чтобы бойкот выборов. Дальше начинается интересный момент. Интересный он как с правовой, так и с политологической точки зрения. Мы с вами в этой студии говорили о терминах абсентеизм и бойкот, об участии и неучастии и о том, чем одно отличается от другого.
Бойкот выборов – скажем еще раз это громко – требует не столько участия избирателей, сколько участия кандидатов. Бойкот выборов происходит, когда политические партии, либо кандидаты отказываются участвовать в выборной кампании в знак протеста. То есть, что такое бойкот? Мы не регистрируемся, мы не баллотируемся, и своих сторонников мы призываем в этих выборах не участвовать, потому что мы — не важно, почему – мы обиделись, нам не нравится по любой причине. Это бойкот. Это у нас с вами не наблюдается, потому что никакой коалиции бойкотирующих среди кандидатов нет. Ну не назвать же Сергея Миронова участником бойкота, потому что он сам решил не выдвигаться, а Путина поддержать – тоже еще один способ сберечь ресурсы и энергию: поддержать того кандидата, который не нуждается в твоей поддержке.
Значит, к чему призывает Алексей Навальный в виде этой самой забастовки избирателей? То есть он говорит: «Не приходите, не разгоняйте явку. Не приходите, не берите никакие бюллетени, не надо их портить, не надо на них чего-то рисовать – просто не приходите». Что это может нам дать? Что это может ему дать?
Ну, во-первых, вопрос, которым задался уже пресс-секретарь президента Дмитрий Песков: А вот законно ли это? Давайте-ка проверим это все на экстремизм. Предвосхищая сомнения пресс-секретаря, скажем ему следующее: участие в выборах – это не обязанность, а право граждан Российской Федерации. Они могут прийти, не прийти, прийти и проголосовать за любого кандидата, не голосовать ни за какого кандидата. Следовательно, агитацию можно вести за любой из этих типов поведения. Ни одно из них не является незаконным.
Незаконным является препятствование осуществлению выборов: препятствование избирателям, препятствование комиссии, препятствование наблюдателям – всем тем, кто имеет отношение к проведению этих выборов.
В общем, стоять перед участком и плеваться в тех, кто идет голосовать, нельзя. Это Ку-клукс-клан какой-то. Взрывать избирательные участки или звонить им туда, говоря, что у вас заложена бомба, с целью сорвать выборы, нельзя. Нельзя предпринимать действия, направленные на срыв выборов. Напоминаем слушателю Пескову и остальным нашим слушателям: невозможно сорвать выборы путем неучастия. У нас с 2006 года отсутствует нижняя планка явки. Это значит, что, сколько бы народу не пришло на выборы – даже если никто не придет, — все равно выборы будет признаны состоявшимися даже при одном-двух-трех голосующий, если представить себе такую фантастическую картину. Поэтому сорвать выборы нельзя. Следовательно, если нет попыток срыва, то нет и нарушения законодательства. Это момент, так сказать, лирический – правовой.
Теперь момент, собственно говоря, политический. С одной стороны, выборы сорвать нельзя, они все равно состоятся. С другой стороны, существует ситуация низкой явки, которая, стало понятно, что она существует, уже по итогам парламентский выборов 2016 года, прошедших при очень низкой явке в особенности в крупных городах и в среднерусских регионах. Вот именно с осени 16-го года наш политический менеджмент увидел эту бездну, расползающуюся у нас под ногами и озаботился явкой. Потому что такое низкая явка? Низкая явка – это зависимость результата от регионов, деликатно называемых регионами электоральных аномалий, то есть национальных республик и отдельных областей, в которых силами руководства выстроена специфическая система, дающая результаты выборов без участия избирателей.
Можно так выбрать парламент? Да, конечно, можно. Он так и выбран. Поэтому там сейчас в спичном составе фракции «Единая Россия» в сторону этих самых национальных республик. Они больше процентов себе добились, скажем так… получили, соответственно, они больше и провели по спискам, поэтому там немножко все перекосило. Но парламент не является у нас краеугольным камнем политической системы, поэтому то, что он избран таким способом, в общем, не нарушает этой самой системы равновесия и стабильности.
Выборы президента силами национальных республик и сельских областей, конечно, можно. Но если в этом не будут участвовать хоть сколько-нибудь активным образом Москва и Санкт-Петербург, Екатеринбург и Нижний Новгород и, вообще, вся городская Средняя Россия, а будут в этом участвовать республики Северного Кавказа, Кемеровской области, республика Мордовия, Татарстан и Башкортостан, — это опять же тоже можно, закону это не противоречит. Но это, скажем так, приближает нас к ситуации, в который мы и так потихонечку вползаем, а именно к ситуации трансформации нашей с вами персоналистской автократии, если она у нас, вообще, была, в другой политический режим, в котором уже нет такой роли верховного балансировщика, держателя равновесия, разруливателя конфликтов; в которой группы интересов и корпораций предоставлены сами себе и воюют свои войны и сражаются в своих битвах как могут, и никто им особенно уже ни на что не указывает.
Ее раз повторю: мы и так в эту ситуацию постепенно вплываем, потому что политическая система наша не молодеет, и, не молодея, она потихонечку трансформируется именно в эту сторону.
Но, как видите, все, что называется, работает на тот сценарий, который все равно должен реализоваться.
Поэтому, с одной стороны, можно сказать, что Алексей Навальный пользуется энергией той волны, которая идет и без него. Явка и так будет низкой, с этим ничего не поделаешь. Дальше он сможет сказать: «Вот смотрите, какая она низкая – это потому что мои избиратели не пришли». Потому ли это, что его избиратели не пришли, или они и так не собирались приходить, — этого уже теперь не выяснишь. Ну, собственно, в этом виноваты те, кто не дал ему зарегистрироваться. Когда бы он зарегистрировался и стал бы кандидатом, можно было точно посмотреть в бюллетене, сколько проголосовало за него человек, а так мы этого не знаем. Так он скажет: «Вот она ваша явка-то 50% с копейками. А все остальные люди – мои избиратели, они из-за меня не пришли голосовать». Можно будет опровергнуть этот тезис? Затруднительно.
Это, с одной стороны. С другой стороны, выборы так не сорвешь. Выборы состоятся. Претензии к их легитимности будут носить, скажем так, оценочный характер, потому что по действующему законодательству они будут проведены так, как там, собственно говоря, написано. Насколько я понимаю, не будучи настоящим сварщиком, настоящим действующим юристом-конституционалистом, насколько я понимаю правовую ситуация с его регистрацией – не регистрацией, тут, действительно, существует противоречие между федеральным законодательством, принятым, откровенно скажем, ровно под эту ситуацию, и Конституцией, которая должна была бы быть документом прямого действия. И Конституция постулирует, что все граждане, на находящиеся в местах лишения свободы и не признанные судом недееспособными, могут обладать пассивным законодательным правом, то есть регистрироваться кандидатами. В законе написано, что эти не могут, заодно не могут те, у которых есть неснятая судимость. Это противоречие.
Не говоря уже об очень туманной ситуации с приговором, который отменил Европейский суд по правам человека. Это приговор по «Кировлесу». Верховный суд его подтвердил. То есть, что такое его судимость, в какой момент она наступила и насколько она сейчас является актуальной – это вопрос сложный. То есть муть некоторая тут есть. Можно сказать, что Центральная избирательная комиссия не могла поступить иначе, потому что она не может принять Конституцию как документ прямого действия, она должна по закону действовать.
М.Наки
― А эта муть, она случайна или нет?
Е.Шульман
― Никакая законодательная муть не случайна. Она является совершенно рукотворной, потому что законы, они не больше мы не верим в Кодекс Хамурапи, в Скрижали Завета, может, кто-то верит, но, тем не менее, законы, они у нас не спускаются с горы Синай в готовом виде, а они принимаются людьми. Поэтому всякая невнятность, всякая двусмысленность формулировок, она всунута туда специально ровно с этой целью: для того, чтобы дать возможность конечному правоприменителю своим прикладным творчеством заниматься, что, собственно говоря, у нас и происходит.
Я еще на одну прелестную деталь не могу не обратить внимания. Это мелочь, но, тем не менее. У нас же много-много кандидатов. Большая свободная диверсификация. Куча народу пришло в ЦИК со своими папками документов. В том числе, перед Алексеем Навальным рассматривался кандидат Олег Лурье, журналист, отсидевший в тюрьме по обвинению, насколько я понимаю, в вымогательстве. Он тоже как-то вдруг неожиданно захотел стать кандидатом в президенты, и ему отказали на основании судимости.
Насколько я понимаю, хитрости нашей административной машинки – они любит такие штуки – это было сделано для того, чтобы показать: «Смотрите, мы не одному Навальному отказываем – а у нас закон вот един для всех. Вот еще один пришел человек – ему тоже отказали, потому что у него судимость». А он на буку «Л». А дальше идет буква «Н». Говорят: «Ну, что же вы пришли? Вы видели, перед вами что было? Вот и с вами сейчас то же будет».
Кому это все надо? Зачем они организуют все эти спецоперации великие? Кого они пытаются убеждать, в чем, совершенно непонятно. Вот это вот… ме-ме-ме… пристрастие к мелочным эффектам, оно губит наш политический менеджмент. Проще надо быть, без этих извращений стараться обходиться.
Завершая эту увлекательную тему, что мы с вами получаем на выходе? Мы с вами получаем ситуацию, когда можно после Нового года пытаться квалифицировать призывы к неучастию в выборах как препятствие к осуществлению избирателями своих прав и преследовать штабы и, собственно, самого Алексея Навального по закону. Но не очень здорово во время избирательной кампании устраивать одновременно кампанию политических репрессий. Это не то, чего политическая машина хочет демонстрировать как избирателю, так и, собственно, самому основному кандидату.
М.Наки
― Выглядит не очень красиво.
Е.Шульман
― Выглядит совсем некрасиво. Должна быть благость, понимаете? Дети и молодежь, елки и раздача подарков, каковая уже началась. В том числе, и хорошие подарки тоже раздаются: там программа паллиативной помощи одобрена замечательная, которую НКО наши добивались в течение долгих лет и десятилетий – вот, наконец-то.
М.Наки
― Сейчас мы сделаем небольшой перерыв и вернемся тогда к этой мысли – закончим с событиями.
<...>
Echo.msk
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą