Весной 2022 года слова «гуманитарный коридор» и «обмен пленными» вошли в повседневный обиход не только россиян и украинцев, но и всего мира. Закрепленные еще в Женевских конвенциях 1949 года (по итогам Второй мировой войны), эти два понятия призваны были установить международно-правовые стандарты гуманного обращения с теми, у кого оружия во время боевых действий не было изначально (дети, женщины, старики — словом, все гражданское население) и теми, кто это оружие сложил в силу различных обстоятельств (военнопленные). В отличие от многих, слова «обмен пленными» и «гуманитарный коридор» российская цензура сегодня произносить еще позволяет. Да и российские Минобороны и МИД не отрицают наличия ни пленных (с обеих сторон), ни гражданского населения в украинских городах, оказавшихся в зоне боевых действий.
В Женевских Конвенциях года все предельно четко: гуманитарный коридор, например, — это когда гражданское население имеет возможность направиться по нему туда, куда оно само (население) считает безопасным. Но никак не только на территорию государства, чьи войска вошли в город или окружили его в ходе военных действий.
О том, как должны быть организованы гуманитарные коридоры и обмены пленных и в чем главная суть Женевских Конвенций — в интервью «Новой» объясняет юрист и специалист по международному праву Глеб Богуш.
— На сегодняшний день официально известно о трех обменах пленными между Россией и Украиной. Эту информацию сообщали СМИ представитель российского МИД Мария Захарова, российский омбудсмен Татьяна Москалькова и вице-премьер Украины Ирина Верещук. Обменивают, в том числе, гражданских лиц. С точки зрения международного права как-то регламентируются обмены пленными: сколько надо менять, кого в первую очередь, как?
— В Женевской Конвенции нет строгой обязанности эти обмены производить. Плен есть плен. Захваченный человек может в нем просидеть и до самого окончания конфликта, после чего подлежит возвращению на родину.
Обмены — это всегда добрая воля сторон переговоров. Вопрос того, о чем они договорятся.
В нынешней ситуации действует обычный режим плена как при любом международном вооруженном конфликте. А то, что имеет место именно международный вооруженный конфликт, — это, не вызывает никаких сомнений. Это объективная картина. Желание одной из сторон не называть конфликт конкретным словом, никакого юридического значения не имеет.
Поэтому в части пленных при любом международном конфликте действует III Женевская Конвенция — «об обращении с военнопленными». Действует она и сейчас.
— О чем она?
— О том, что во время плена должны соблюдаться все нормы Женевской конвенции:
- стороны обязаны гарантировать пленным защиту, в особенности от всяких актов насилия или запугивания, от оскорблений и любопытства толпы,
- с пленными нельзя обращаться жестоко,
- их нельзя унижать,
- ставить над ними научные опыты,
- лишать медицинской помощи
и т.д.
Мы, юристы, как бы искусственно всегда разделяем вопрос законности самих военных действий (здесь своя зона ответственности) и вопрос законности действий по отношению к пленным и гражданскому населению. Здесь должна быть зеркальная оценка: и того, как действует Россия, и того, как действует Украина. Оба государства, согласно Женевским Конвенциям, обязаны с пленными и гражданским населением обращаться человечно. Абсолютно симметричные правила и требования к обеим сторонам.
Плюс необходимо учитывать момент, касающийся уголовной ответственности.
Военнопленные не могут привлекаться к ответственности за свое непосредственное участие в конфликте,
поскольку обладают иммунитетом или, если хотите, привилегией комбатанта. Они могут привлекаться к ответственности только за конкретные преступления.
— Какая функция при обменах у Красного Креста?
— Красный Крест — своеобразный хранитель Женевских конвенций. Функция Красного Креста во время боевых действий — доступ к пленным. Но чтобы эта функция Красного Креста реализовывалась, нужна опять же добрая воля того или иного государства.
С Красным Крестом обязаны сотрудничать все стороны конфликта, участники Женевской Конвенции (Россия и Украина — участники).
К сожалению, сотрудничество происходит по-разному.
Надо учитывать, что Международный Комитет Красного Креста всегда действует подчеркнуто конфиденциально. Его действия и его операции не публичны. Идти журналистам в офис Красного Креста и спрашивать: «Что вы конкретно делаете в отношении пленных и пропавших без вести?» — бессмысленно. Вам никто ничего не скажет. Просто по той причине, что конфиденциальность работы Красного Креста является условием и гарантией помощи людям. Попытки ее рассекретить — могут только навредить. Да, если мы зайдем на сайт Международного Красного Креста, мы увидим, что они доставляют гуманитарную помощь, ведут официальные переговоры с представителями государств-участниц конфликта. Но значительная часть их деятельности — именно по проверке и мониторингу ситуации с пленными, доступу к ним в места содержания — эта информация закрыта. Если бы Красный Крест не действовал конфиденциально и нейтрально, он бы тогда не смог осуществлять свою миссию в ходе вооруженных конфликтов. Его бы просто отстранили и лишили возможности мониторить, узнавать, искать, посещать пленных, передавать им гуманитарную помощь.
— Какая-нибудь русская или украинская мама может напрямую связаться с Красным Крестом и попросить помощи в поисках сына?
— Да, это вполне возможно. Но необходимо понимать, что в ситуации боевых действий ожидания должны быть сдержанными и в первую очередь ответственность несут национальные власти.
— Что касается гуманитарных коридоров для гражданского населения, как они должны работать именно с точки зрения международного права?
— Международное право ориентирует стороны конфликта на соглашения об эвакуации из осажденной или окруженной зоны раненых и больных, инвалидов, престарелых, детей и рожениц и о пропуске в эту зону служителей культа всех вероисповеданий, санитарного персонала и санитарного имущества. Это вытекает из IV Женевской Конвенции — «О защите гражданского населения во время войны».
Гуманитарный коридор — это прежде всего доставка гуманитарной помощи: воды, еды, медицинских средств, средств гигиены. Что касается вывода населения через коридор — это более сложный вопрос.
В Женевской Конвенции нет четкого строгого обязательства, что государства должны обеспечивать коридоры. Главные общие обязательства у сторон конфликта, согласно четвертой Конвенции:
население в осажденном городе не должно подвергаться обстрелу и непосредственному нападению, населению нельзя наносить ущерб.
— Вы понимаете, как в действительности выглядят гуманитарные коридоры в Украине сейчас?
— В той ситуации, которая есть с гуманитарными коридорами сейчас в Украине, я вижу основную проблему в том, что гражданское население нередко перемещается на территорию России. К добровольности и свободе выбора здесь есть вопросы. Это сомнительная конструкция гуманитарного коридора.
Согласно принципам международного гуманитарного права, люди должны перемещаться туда, куда они хотят, а не туда, куда их направляет другое государство.
Смысл гуманитарного коридора с точки зрения международного права — предоставление гражданскому населению возможности безопасно покинуть город. И это не должно быть перемещением на территорию государства, которое ведет боевые действия <…> [с их государством]. <…>
— Что говорит международное право относительно поведения военных в осажденных городах?
— Четвертая женевская конвенция запрещает: занимать собственность, убивать, издеваться, заменять действующие законы своими. Общий подход заключается в том, что обязательством государства — не допустить причинение вреда гражданскому населению. Даже если атакуется бесспорный военный объект, должны быть приняты меры предосторожности. Частью таких мер может быть реальное предоставление женщинам, детям, старикам возможности покинуть зону, где им угрожает прямая опасность. И самое главное, согласно IV Женевской Конвенции, —
гражданское население должно быть ПРЕДУПРЕЖДЕНО об атаках.
— Есть заявления российского ТВ и российских официальных лиц о том, что в торговых центрах, больницах и госпиталях скрывались на самом деле «нацисты и бандеровцы», а не жители. Еще версия (опять же из уст российских официальных лиц и каналов): «нацисты и бандеровцы», как живыми щитами, прикрывались жителями.
— Допустим, они там скрывались или кем-то прикрывались. Но такого понятия как «нацисты-бандеровцы» нет в международном гуманитарном праве. Это страшное клише пропаганды. Почему страшное? Потому это дегуманизация, расчеловечивание группы людей. Если следовать этой логике, украинцев как бы убивать нельзя, это преступление, а вот нацистов убивать можно, их и убиваем. <…>
Мы можем себе представить, что в украинских гражданских объектах скрывались какие-то добровольческие батальоны. Ок. Но даже если так. Может быть использовано оружие не избирательного действия. Что это значит? Такое оружие не в состоянии различать комбатантов и гражданское население. <…>
Действительно, может сложиться ситуация, когда гражданский объект, жилой дом, например, используется кем-то в качестве прикрытия.
Вспоминается недавний случай в секторе Газа, когда в прямом эфире Израилем был разрушен 13-этажный жилой дом, на том основании, что там якобы заседали боевики «Хамаса». Эта атака подвергалась критике, хотя гражданское население было предупреждено, пусть и за довольно короткий срок. Ситуация безусловно все равно вызвала осуждение. И Российская Федерация, между прочим, много раз критиковала Израиль за нарушения международного гуманитарного права.
— Вы специалист, в том числе, по югославским войнам. Как было там?
— <…> осада Сараево, которая продолжалась свыше двух лет. Это была такая террористическая блокада: жителей в любой момент из любого угла поджидала смерть. Сараево находится в лощине, окруженной горами, и по этой причине легко обстреливалось сербской артиллерией, которая часто использовала неизбирательное оружие. Там были модифицированные авиабомбы, которые в принципе по своему действию не в состоянии ничего различить — где гражданский объект, а где военный.
Кстати, в югославском трибунале потом судили и сербов, и босняков, и хорватов. Просто потому что
суть международного гуманитарного права: тот факт, что одна сторона нарушает, не дает другой стране возможности в ответ тоже нарушать нормы гуманитарного права.
Условно: вы обращаетесь с нашими пленными плохо, мы тоже будем обращаться с вашими так же. Это запрещено. Если бы можно было, Женевские Конвенции не имели бы смысла. Как только появляется неравенство в подходах, тогда просто нет стимула соблюдать конвенции.
То есть можно быть правым с целью оправданной самообороны, но не правым с точки зрения международного гуманитарного права. И наоборот. У некоторых международное гуманитарное право из-за таких подходов вызывает отрицательное отношение. Часто можно услышать: вот страна-агрессор, и можно с ее военными и гражданским населением как угодно обращаться. Но это путь в ад, потому что это будет означать, что у всех, в том числе у рядовых участников, нет стимула соблюдать международные гуманитарные нормы.
— Как думаете, рядовым участникам конфликта перед отправкой на боевые действия начальство обоих государств рассказывает что-то о существовании Женевских Конвенций?
— Должны рассказывать, не только в соответствии с международным, но и с внутренним правом.
Хотя ничего особо сложного там нет. Я понимаю, что в жизни все сложнее, но
философия международного гуманитарного права предельно проста: враги друг другу в любом международном конфликте — не люди, а представители двух государств.
Как сказал Жан Жак Руссо, «От природы люди вовсе не враги друг другу». Люди — враги только в той степени, в какой они непосредственно представляют государство в военном конфликте с оружием в руках. Как только они оружие складывают или их захватывают в плен, их нельзя считать врагами. Тем более это относится к гражданскому населению. Поэтому такая философия и названа международным гуманитарным правом, которое основано на том, что есть военная необходимость и есть соображения человечности. Военная необходимость всегда должна быть сбалансирована гуманитарными соображениями.
Komentarų nėra:
Rašyti komentarą